Летопись России: Дмитрий Донской и его время. -

Новосибирск: Изд-во НГПУ, 1998 - 127 с.

В книге дается погодное описание событий связанных с временем княжения Дмит­рия Ивановича и Донскою. Эта эпоха время обновления России, рождения великорус­ской народности. Ключевым этапом, апогеем развития явилась Куликовская битва


50-летию моего учителя, академике Вячеслава Ивановича Молодила, посвящается

От автора

"Переведя на русский язык практически всего Дюма, мы не удосу­жились пересказать современным языком большую часть наших лето­писей А зря"(Владимир Потресов)

Однажды мне попался в руки старый номер журнала "Огонек", где была помещена очень интересная статья о Пскове, и своеобразным эпиг­рафом к ней были процитированные выше слова автора. Они меня бук­вально поразили, так как были необычайно созвучны моим мыслям и являлись своеобразным девизом моей работы по изучению русских летописей, которой я занимаюсь на протяжении последних. 15 лег на историческом факультете Новосибирского государственного педагоги­ческою университета.

Когда я приступил к разработке курса лекций по исюрии России (тогда еще СССР), то углубился в мир русских летописей, законода­тельных актов, литературных произведений, — другими словами, в то, что называют историческими источниками. Именно тогда я пришел к двум побудительным причинам, которые стали обоснованием моей дальнейшей paботы. первая — это радость, чувство гордости от того чудного материала, которым располагает наша история, наш народ. Вто­рая, более печальная, — мысль о том, как плохо мы знаем свою отече­ственную историю Проведите небольшой эксперимент Опросите слу­чайных прохожих: что они знают о Невской битве, Куликовом поле, Бородинском сражении, Сталинградской битве. В лучшем случае вы услышите несколько "обтекаемых" фраз. А о людях этой эпохи, о тех, кто вершил историю, создавая славу России, услышите еще меньше

Причин, объясняющих такое положение, много, и нет смысла их все анализирован». Остановлюсь лишь на одной, касающейся нас — историков, преподавателей. Мы слабо пропагандируем нашу историю, мало издаем работ научно-популярного плана, доступных широкому кругу читателей. Существующая литература, бесспорно, обширна, но она, как правило, издается малым тиражом и сосредоточена либо в ру­ках специалистов, либо в научных библиотеках, доступ к которым в последнее время все более ограничен Для массового же читателя нуж-


на литература, соединяющая в себе элементы научно-монографичес­кого исследования и научно-популярной книги.

Осознавая все это, я разработал два спецкурса: "Летопись России" и "Русская история в лицах", читаемых на историческом факультете НГПУ. В первом спецкурсе дается попытка соединения всех доступ­ных источников и на их основе — погодное описание истории России с древнейших времен до XVII века. Второй спецкурс включает в себя историко-биографические очерки о видных деятелях русской истории. И вот сейчас настало время подведения некоторых итогов и появилась возможность поделиться с читателями первыми результатами своей работы.

Предлагаемая книга — первая из задуманной серии "Летопись Рос­сии". Она охватывает небольшой период истории русских княжеств с 1359 по 1389 год— 30-летний период правления московского князя Дмитрия Ивановича. Писать о времени Дмитрия Донского необычай­но сложно: тема, на первый взгляд, может показаться довольно "изби-той". И действительно, существуют десятки книг и монографий, сотни статей и исследований. Особенно много работ посвящено Куликовской битве и ее героям. Потому важно найти нечто свое, отличающееся от общей канвы описания событий XIV века.

В основу работы положен летописный метод погодного описания с подробным анализом всех происходящих событий, извлекаемых из раз­личного рода источников. Где-то отчасти мы здесь следуем за В.Н.Та-тищевым, "последним летописцем и первым историографом русского государства". Его "История Российская" является для нас важным ис­точником, так как содержит информацию, отсутствующую в других русских летописных сводах. Вот почему в своей работе я часто обра­щаюсь к творчеству этого автора, цитируя его как образец описания русских летописей. Вместе с тем широко привлекаются и другие исто­рические источники, раскрывающие содержание эпохи. Мне хотелось ее показать во всей сложности и многообразии — это победы и пора­жения, взлеты и падения, политическая и идейная борьба. Я попытал­ся описать сложные зигзаги российской истории этого периода через деятельность одного из основателей Российского государства Дмит­рия Донского. А что из этого получилось — судить читателям.


В ЛЕТО 6867 (1359 г.) 13 ноября в Москве умирает Иван Иванович - великий князь Владимирский, «благоверный, христолюбивый, кроткий, тихий и милостивый», по оценке В.Н.Татищева1. Что это - посмертный трафаретный некролог, либо действительно истинная оцен­ка историком почившего правителя, вошедшего в историю под прозви­щем «красный», красивый? Ведь, собственно, мало в истории людей, оставивших о себе подобную память, отражающую не какие-то деловые качества правителя, а его наружность, состояние души. И вот здесь нам придется сделать первое отступление от избранного хронологического плана, чтобы читатель реальнее ощутил значимость произо­шедшего события.

Князь Иван очутился на великом княжении, по существу, случайно. В 13,53 году от чумы скончался в расцвете сил, полный энергии 36-летний Симеон Иванович «Гордый». Когда же «чёрная смерть» унесла из жизни и другого брата Ивана - Андрея, а также сыновей Симеона -Ивана и Семена, не пощадила и их. духовного наставника митрополита Феогноста-. княжение было передано в руки последнего сына Калиты Ивана Ивановича. В отличие от своего брата Симеона Иван не готовился к великокняжеской миссии и его, по всей видимости, устраивала позиция удельного князя. Но судьбе было cуждено повернуть все посвоему: проверить на прочность не только самого князя, но и всё зда­ние, именуемое  Московским княжеством, заложенное ещё Даниилом Александровичем, младшим сыном Александра Невского, медленно, по крупицам, но основательно создаваемое его сыновьями Юрием и Иваном Калитой, внуком Симеоном. В отношении прочности полити­
ки
самого князя судить сложно. За 6 лет своего правления Иван Иваноdbx  успел только сохранить политический курс своих предшественни­ков. И вот новый поворот истории, новое испытание на прочность Московского княжества. Иван умирает в возрасте Христа, в 33 года, перед смертью, очевидно, сильно болеет и, предчувствуя летальный исход, успевает постричься в монахи, умирая «во иноцах и в схиме»3. До нас дошли два экземпляра духовной грамоты Великого князя, составленных около 1358 года и в 1359 году4, в которых мы видим, кого он опре­деляет своими наследниками. Ими становятся его сыновья — 9-летний Дмитрий5, 5-летний Иван6, 6-летний племянник Владимир Андреевич7 и великая княгиня, вдова Александра. Нет сомнения, что своим преем­ником Иван Иванович видит своего старшего сына, хотя в духовной грамоте об этом особо не оговорено. Но возраст, в котором Дмитрий становится князем, бесспорно, создаёт условия для кризиса не столько самой княжеской власти, сколько вызывает опасения за возможную по­терю лидерства Москвы в споре за великое княжение Владимирское, устраивая тем самым своеобразную проверку на прочность дела Дани­ловичей.

Судьбе было, очевидно, заказано, что в силу приведённых выше обстоятельств Московским князем стал Дмитрий Иванович, в будущем «Донской», один из величайших деятелей Российской истории, а пока просто 9-летний мальчик. Малолетний князь не смог бы в одиночку решить весь комплекс политических проблем, вмиг навалившихся на его плечи. Нужна была такая сила, опираясь на которую юный князь мог чувствовать себя в безопасности, набираться уму-разуму, полити­ческого и житейского опыта. Была ли в Москве такая сила? Была. Та­ковыми оказались московское боярство и духовенство во главе с мит­рополитом Алексием.

Еще со времён Ивана Калиты Москва, добившись первенства над другими княжествами Северо-Восточной Руси, не упускала из своих крепких рук великое княжение Владимирское. Поколение московских бояр выросло на этом превосходстве, получая ряд преимуществ, воз­вышавших их над боярами других княжеств. Русская православная церковь со времён митрополита Петра, благословившего Москву стольным городом, видела именно в нём центр духовенства. И вот это лидерство и могущество из-за отсутствия крепкой княжеской власти могло вмиг улетучиться. Такого, естественно, не могло себе позволить московское правительство, стоявшее за юным князем. Состав его про­сматривается очень нечетко. Мы лишь знаем, что его главою - и в исторической литературе сложилось твёрдое убеждение в том - был митрополит Алексий, хотя в духовной грамоте Ивана Ивановича не встречается даже упоминания о «наставничестве» над малолетним Дмитрием со стороны митрополита. Но это объяснимо. В год смерти Ивана Красного самого Алексия в Москве не было. Он находился в это время в Киеве, в плену у Ольгерда, и предсказать дальнейшую его судьбу было попросту невозможно. Поэтому маловероятно, что главным пра­вителем при князе был назначен именно Алексий, хотя Иван, конечно же, надеялся на благополучный приезд митрополита. С другой сторо­ны, мы имеем ряд документов, правда, более позднего происхождения, в которых говорится, что «великий князь московский и всея Руси» Иван «перед своею смертью не только оставил на попечение тому митропо­литу (Алексию) своего сына, нынешнего великого князя всея Руси Дмитрия, но и поручил управление и охрану всего княжества, не дове­ряя никому другому, ввиду множества врагов - внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его вла-сти  и искали удобною времени захватить её»8. Хотя нельзя исключать того факта, что подобные материалы могли появиться позднее, чтобы обьяснить, оправдать то лидирующее положение, которое занял в пер­вые годы правления Дмитрия митрополит Алексий. И нужно обяза­тельно учитывать, что первенство за Алексием стало возможным в той значимости, что имел в тогдашней жизни митрополит, благодаря его духовной целостности, богатому житейскому и политическому опыту. Дмитрию нужен был наставник, поводырь по жизни, и таковым стал Алексий сразу же по возвращении из плена.

Псрвоочередная задача, стоявшая перед московским правительством, заключалась в том, чтобы отстоять в Золотой Орде ярлык на великое княжение Владимирское. А в самой Орде в этот год начинается «замят­ия велика»9. Полоса убийств, вспыхнувшая после резни, устроенной Бердибеком в 1357 году, разгорелась с новой силой. «Того же лета во Орде убиен бысть хан Бердибек, сын Жанибсков, внук Азбяков, и з доброхотом своим, имянованным Товлубием князем, и со иными со­ветники его прияша месть по делом своим, испи чашу, еюже напоил отца своего и братию свою. И по нем сяде в Орде на ханстве Кулпа, и властвова месяц 6, дней 5 и много зла сотвори»10. Его вместе с двумя сыновьями убивает Наурус". И это было только начало. Убийство Куль-пы усиливает междоусобную борьбу в Золотой Орде. Исследователи отмечают, что за последующие 20 лет там перебывало более 25 враж­довавших между собой ханов12.

Думалось, что с восшествием на престол хана Науруса (Ноуруз, На-вроус, Навруз - разные чтения) должен установиться порядок в Орде. За ним чувствовались сила и власть, и русские князья поспешили к новому правителю для их утверждения на княжествах. Князь Василий Михай­лович Тверской «з братаничи», ростовский, рязанский и многие другие князья, опережая друг друга, бросились в Орду. О составе московского посольства в источниках крайне противоречивые данные. Рогожский летописец отмечает, что к хану приехал сам малолетний князь «и виде царь князя Дмитрея Ивановича оуна соуща и млада возрастом»11. В.Н.Та­тищев, опираясь на иной круг летописей, считает, что от Москвы по­сольство возглавил киличей князя Василий Михайлович, «а князь Дмит­рий Иванович остался мал, яко 6 лет (на самом деле 9 лет. - В.Е ) и не иде»14. Среди русский князей в Орде произошла ссора, каждый жаловал­ся хану на обиду при разделе земли. Посол московского князя просил ярлык на великое княжение Владимирское Дмитрию Ивановичу. Но Навруз отказал. По одной версии - из-за малолетства князя15, по другой: «когда сам придет, тогда ему дам»16, при этом хан обещал послу никому до поры до времени великого княжения не давать. Конечно, не желание хана видеть князя-отрока сыграло роль в том, что великое княжение Вла­димирское не было передано сразу Москве. Сыграл главную роль дру­гой фактор. Малолетство московского князя позволило поднять голову другим русским князьям, не помышлявшим о ярлыке на княжение Вла­димирское, а стало быть, и на главенство в Северо-Восточной Руси со времён Ивана Калиты. А для Орды это был хороший повод, чем больше претендентов, тем больше разжигаются страсти и есть возможность стравливагь русских князей друг с другом, возвышая одних, унижая дру­гих, и при этом, получая новых претендентов на власть, требовать уве­личения выплаты дани, иных форм зависимости.

Тем временем в Орду поспешили и Суздальско-Нижегородские кня­зья, Андрей и Дмитрий Константиновичи. После смерти в 1355 году их отца Константина Васильевича Нижегородское княжество по заве­щанию было разделено на ряд уделов. Старший, Андрей, получил Ни­жегородский стол, Дмитрий получил Суздаль, и ещё один брат, Борис, - город Городец с волостями17. Цель поездки была, очевидно, та же: закрепить за собой свои княжения, а при возможности - зарекомендо­вать себя перед новым ханом, задарив его и его окружение подарками, продолжить ту борьбу за великое княжение Владимирское, что вёл их отец. Братья считали, что у них больше прав, преимуществ, чем у их юного соперника. Правда, и среди них существовали разные точки зре­ния на этот вопрос. Старший, Андрей, помня злоключения своего отца,


добивавшегося ярлыка в соперничестве с Иваном Ивановичем, прекрас­но понимал, что ситуация на Руси в значительной степени изменилась. Москва, даже с юным князем, просто так теперь не отдаст ярлык, что это теперь зависит не только от воли, желания хана. Получить-то яр­лык можно, но возможно ли его удержать? Поэтому, когда Навруз пред­ложил Андрею Константиновичу ярлык на великое княжение Влади­мирское, тот вежливо отказался, предпочтя «синицу в руках» - ниже­городское княжение, и уступил это право своему брату Дмитрию. В сложившейся ситуации Навруз долго размышлял, но суздальский князь, развив бурную деятельность, в конце концов прельстил хана и его ок­ружение, и «даде ему великое княжение Белое, град Володимер и Пе-рсславль со всею областию»18. Вручение ярлыка на Владимирское кня­жение не московскому, а суздальскому князю с дипломатической точ­ки зрения объяснимо Уж очень возвысилась Москва в предыдущие правления, и, давая ярлык Дмитрию Константиновичу, Павруз следо­вал старому правилу монголо-татарского господства: подавлять возвы­шающихся, находить опору в их противниках, создавать атмосферу зависти и ненависти в княжествах, стравливать их друг с другом, со-срсдоточив все узды правления в своих руках.

Княжение Дмитрия Ивановича начиналось с поражения.

В ЛЕТО 6868 (1360 г.). Год ознаменован прежде всего тем, что в Москву из киевского плена возвратился Алексий. Источники очень ску­пы в описании пребывания митрополита в Киеве. А события, предше­ствовавшие этому, были очень тревожными для митрополии и драма­тичными для самого митрополита.

С середины 50-х годов XIV века усиливается экспансия великого княжества Литовского на земли Юго-Восточной и Северо-Восточной Руси. Под властью литовского князя Ольгерда оказались белорусские земли, Киевское, Волынское, Переяславское княжества. В 1356 г. Оль­герд подчинил Брянск, в орбите своей политики смог удержать Смо­ленск, в 1359 году подчинил города Мстиславль, Ржев19. Границы Ли­товского княжества вплотную подошли к Московскому. Большинство населения территории Литовского княжества составляли русские, пра­вославные жители. Осуществляя экспансию русских земель, Ольгерд решил усилить свои позиции, добившись провозглашения особой Ли­товской митрополии, независимой от Москвы.


Попытки создания особой митрополии стали предприниматься ещё в начале XIV века. В 1347 году митрополиту Феогносту, предшествен­нику Алексия, удалось закрыть Галицкую митрополию20. Константи­нополь с опаской относился к разделу единой русской митрополии, но под давлением Ольгерда в 1355 году принял решение об образовании  Литовской митрополии. Митрополитом был назначен Роман, родствен­ник жены Ольгерда, тверской княжны Ульяны, получив в своё ведение Новгородскую, Полоцкую и Туровскую епархии21. Однако Роман этим не удовлетворился и стал предъявлять большие претензии, вести на­ступление на права митрополита Алексия. Бесспорно, за всеми дей­ствиями Романа видится желание Ольгерда. Можно только предста­вить, какие сложные задачи пришлось решать Алексию. Ольгерд на­бирает силу, его желание захватить все русские земли, объединить их под властью Вильно приобретает реальность. Алексий едва стал мит­рополитом, а уже большая часть митрополии во главе со святым для православных людей городом Киевом оказалась под Ольгердом и не в его власти, митрополита «всея Руси», а Романа. Что делать? Только одно: искать заступничества у Орды, Византии. Дважды в ходе этой борьбы Алексий бывает в Орде, дважды в Византии. В 1356 году пат­риарх Каллист вызывает и Алексия, и Романа для окончательного раз­дела митрополии. На Соборе было принято, по существу, половинча­тое решение. Алексий оставался митрополитом Киевским и Всея Руси, а Роман - только митрополитом Малой Руси. Такое решение, в первую очередь, не могло удовлетворить Ольгерда. Он настаивал, чтобы Ли­товско-русское княжество было избавлено от духовного подчинения митрополиту Алексию, а стало быть, и Москве. Роман не принял тако­го решения Константинополя и, прибыв в Киев, самостоятельно про­возгласил себя Киевским митрополитом. Потеря власти над православ­ной церковью в Лигве грозила большой опасностью не только самой русской митрополии, но и Москве, так как смещались точки влияния на эти территории.

Возникала угроза великорусскому княжению. Алексий в 1358 году собирается отправиться в Киев, чтобы лично на месте урегулировать этот сложный вопрос. Попытка довольно смелая и рискованная, но, очевидно, Алексий рассчитывал на поддержку определённых кругов Киева, недовольных и Ольгердом, и Романом. Но решительно действу­ет и Ольгерд. Он «изымал его обманом», заключил Алексия под стра­жу, отнял у него многоценную утварь и, может быть, убил бы, если бы


при содействии некоторых митрополит не убежал тайно и таким обра­зом не избавился от опасности22. Алексий прибывает на Русь, где в его отсутствии произошли события, о которых мы уже говорили.

Вслед за Алексием поспешил на Русь и Роман, причём отправился он не в Москву, прекрасно понимая, что это ни к чему хорошему не приведёт, а в Тверь - политическую противницу Москвы. Цель поезд­ки видна определённо: склонить Тверь, Тверское духовенство к литов­ско-русской митрополии и тем самым ослабить позиции Алексия, Мос­квы. Но тверичи, несмотря на то, что Роман был родом из этого города, что тверской князь и бояре в своей политике во многом опирались на Ольгерда, проявили твёрдость. Фёдор, епископ тверской, даже не по­желал с Романом встретиться23. Князь же отнёсся к этому событию с большой осторожностью. Решив не «сжигать мосты», памятуя, что за Романом стоит Литва, он и бояре выплатили Роману потребное, отпра­вив его назад. Это событие знаменательное по многим моментам. Глав­ное - признание безоговорочного права Москвы на духовное лидер­ство и отказ от религиозной зависимости Литвы.

Летом этого же года из Орды возвратился Дмитрий Константино­вич в сопровождении ханских послов, привёзших ярлык на великое княжение Владимирское. 22 июня во Владимире он был торжественно провозглашен великим князем. Митрополиту Алексию, в силу его по­ложения, предстояло быть на этом торжестве и лично благословить Дмитрия. Можно себе представить, что творилось в душе у Алексия в этот момент, когда он отдавал власть над северо-восточными русскими князьями противнику Москвы и, благословляя на великое княжение Владимирское, тем самым признавал законность этого акта. Источни­ки об этом событии сознательно умалчивают, лишь у В.Н.Татищева мы находим сообщение, что при князе Дмитрии Константиновиче Алек­сий поставил в Новгород архиепископом Алексея, а великий князь от­правил в этот город своих послов и наместников, и новгородцы их с честью приняли21. Таким образом «Господин Великий Новгород» по­падал в сферу влияния суздальско-нижегородских князей, а Москва утрачивала такого богатого и сильного партнёра, союзника.

Дмитрий Константинович получил ярлык из рук Навруза. А между тем положение его самого в Золотой Орде было очень непрочным. Вес­ной 1360 года в борьбу за ханский престол включается «некий заяицкий хан Хидырь Синия орды»25. Он принадлежал к Чингизидам и, счи его и убивают31. Сам Мамай вместе с Абдуллахом отходят в принадле­жащий им улус Крым, очевидно, для перегруппировки войск, готовясь к дальнейшей борьбе за власть. А в это время в Сарае ал-Джедиде власть захватывает представитель Кок Орды хан Орду-мелик, но и его прав­ление длилось всего месяц32. "Тогда третий хан возста, именем Килды-бек, творящеся сын Жанибека, внук Азбяка хана (выдавая себя за сына Джанибека. - В.Е.). И той, добиваясь государства Воложскаго, много поби, последи же и сам убиен бысть"33. Но это будет несколько позже, а пока осенью 1361 г. в Сарае утвердился хан Мюрид, а Кильдибек вынужден был бежать на правобережную Волгу34.

Каково же было положение русских князей, оказавшихся в это «жар­кое лето» в Орде?! В силу обстоятельств каждый из князей вынужден был самостоятельно выкручиваться из этой кровавой бойни. Андрей Константинович сумел с боем пробиться «на Русь добръ здравъ»35. «А князь Костянтинъ Ростовьскыи осталъ князя Андрея въ Орде и въ за-мятню ту ограбиша его Татарове и телеса ихъ обнажиша и не остася на нихъ ни исподнихъ порть, а сами нази токмо живи приидоша псши на Русь»36. И только Дмитрий Константинович, великий князь Владимир­ский, «оста въ Сарае целъ сохраненъ бысть»37. Как ему это удалось, мы не знаем, все источники молчат.

В ЛЕТО 6870 (1362 г.). Положение в Золотой Орде нисколько не стабилизировалось. Летом отряды Кильдибека были разбиты войска­ми Мюрида38 (Муруда, Амурата - разночтения в летописях), а сам он был убит. Но установить единоличную власть Мюриду помешало по­явление в Поволжье войск Мамая. «И бысть Мамаю съ Мурутом сеча о Волзе»39, закончившаяся, по всей видимости, безрезультатно. В итоге сложилась такая ситуация, когда Золотая Орда оказалась расколотой на две, враждующие друг с другом, части. «Бысть в то время на Волж­ском государстве два хана: Авдула хан Мамаевы Орды, его же Мамай темник устроил ханом во всей Орде в нагорной стороне (правобере­жье.В.Е ), а другий Аммурат в луговой стороне (левобережье. БЕ) с саранскими князии. И тако те два хана и тс две Орде, мал мир имею-ще, меж собою всегда во враждех и бранех»40.

Для Руси создавалась благоприятная ситуация. В обстановке, когда отсутствовала единая политическая власть в Орде, с постоянной враж­дой не только между Мамаем и ханами Сарая, но и мелких сепаративных г руппировок, проблемы Руси, русских князей всё больше отходи­ли на задний план. И хотя каждый хан требовал подчинения, требовал Ордынского выхода, контроль за Северо-Восточной Русью в результа­те «великой замятии» ослаб. Свои проблемы русские князья уже, отча­сти, могли решат ь сами, исходя из военной силы, экономического по­тенциала княжества, политического предвидения. Кто в этой ситуации окажется более изворотливым, сильным, тот и победит.

Чувствовалось во всём, что московское правительство потерю яр­лыка на великое княжение Владимирское считает временным и что основная борьба за него ещё впереди. Лишь только как-то определи­лась ситуация в Орде, москвичи затевают спор о законности выдачи ярлыка Дмитрию Константиновичу. С этой целью каждый из претен­дентов посылает посольство в Сарай к хану Мюриду, причём их воз­главляют не сами князья, не успевшие еще отойти от злоключений про­шлого года, а киличеи - специальные послы, знающие татарский язык. Конечно, в Орде между посольствами возник спор, какое княжество имеет больше прав на ярлык Главными apгументами москвичей было не только то, что Дмитрий Константинович поставлен не «по отчине и по дедине», то есть не по наследственному праву, а то, что ярлык ему был вручен Наврузом, и в изменившихся политических условиях, ког­да у власти стал Мюрид, он недействителен Новая власть Сарая, ко­нечно, хотела решать русские вопросы по-своему, вопреки, наперекор своим предшественникам. И нельзя сбрасывать со счетов ещё один очень веский аргумент в пользу московского князя. Каждое посоль­ство прибыло к хану «з дары многими», а в этом плане глава московс­кого правительства митрополит Алексий был великим мастером ре­шать с помощью подкупа политические проблемы. Тем более, что в руках Москвы была казна всей православной русской церкви, а значит, и возможность предпочтительнее, и аргументы поубедительнее, чем у Дмитрия Константиновича. В результате 12-летний московский князь Дмитрий Иванович получает из рук Мюрида ярлык на великое княже­ние Владимирское. Получив это известие, Дмитрий Константинович «иде из Володимсра в Переславль и сяце в нем, хотя владети»41.

И вот  здесь вступает в действие военная сила Москвы. Собрав боль­шое войско, взяв в поход 3 братьев, Дмитрия Ивановича, Ивана Ивано­вича и Владимира Андреевича, москвичи зимой этого же года подо­шли к Переяславлю. По существу, это был первый из военных походов (а сколько их ещё потом будет!), в котором приняли участие двоюродные братья Дмитрий и Владимир Вчерашний великий князь Влади­мирский Дмитрий Константинович сил, способных противостоять мос­ковскому войску, по-видимому, не имел, и он бежит, сначала во Влади­мир, а затем в свою вотчину в Суздаль42. Войско Москвы вступает во Владимир, и Дмитрий Иванович «седе на великомъ княжении на столе отца своего и деда и прадеда»43.

В ЛЕТО 6871 (1363 г.) Соперничество Мамая и Мюрида совер­шенно неожиданным образом отразилось на русских княжествах, на отношении к ханскому ярлыку. К Дмитрию Ивановичу во Владимир прибывает посольство от хана Абдуллаха (Авдуля - в русских летопи­сях), а фактически от Мамая и вручает ярлык на великое княжение Владимирское. «И князь великий чествовав посла, и одарив, и отпусти ево во Орду»44. Трудно объяснить как-то однозначно это событие. То, что каждый из ханов считал себя главным и думал, что только он впра­ве выдавать ярлыки русским князьям, - это понятно и объяснимо. Но почему тогда Мамай, зная, что князь Дмитрий Иванович уже получил ярлык от Мюрида, вторично вручает его московскому князю, а не ею о политическому противнику? Или это определённый демарш, не при­знающий законности власти Мюрида и его решений? Или попытка найти на Руси, как ему казалось, более сильного союзника в борьбе за власть в Орде? Как бы то ни было, в руках московского князя оказа­лось два ярлыка на великое княжение Владимирское от двух враждую­щих сторон. И, оказавшись в такой ситуации, необходимо выбирать, с кем ты? Иначе можно потерять всё. Видимо, московская дипломатия сначала посчитала, что тот, кто правит в Сарае (Мюрид), тот и сильнее. А затем всё больше выявился перевес сил Мамая, и возникло желание заключить договор именно с ним. Трудно представить, что опытные московские политики и дипломаты в этих условиях стремились «уси­деть на двух стульях», угодить двум правителям. В конечном итоге был выбран Мамай. Этим самым московский князь вызвал на себя боль­шой гнев со стороны Мюрида. Вместе с Иваном Белозерским, нахо­дившимся в это время в Сарае, он передаёт ярлык на великое княжение Владимирское Дмитрию Константиновичу. Для верности отправляет вместе с ним и ханское посольство в составе 30 человек, возглавляе­мое Иляком45. Какие условия выдвигались Мюридом с вручением яр­лыка, мы не знаем. Одно несомненно: московский князь, становясь союзником Мамая, получал в лице Мюрида ярого противника. То же самое можно сказать и по отношению к суздальскому князю, только всё наоборот. Но в политике приходится выбирать. А Дмитрий Кон­стантинович ринулся во Владимир, к великому княжению, как в своё время «бросил Всеслав жребий о девице ему милой»46 - киевскому престолу, не считаясь с обстоятельствами, не предприняв твёрдого рас­чета военных сил противника, политических расчетов, наконец, пре­достережения своего старшего брата Андрея, рассчитывая только на поддержку Мюрида. И вот здесь вступает в спор за великое княжение Владимирское не столько внешний фактор, сколько внутренний - сила князя: Дмитрий Иванович «собра силу многу, и поиде ратью на него к Володимеру»4' Целых 12 дней был великим князем Дмитрий Констан­тинович. Владимирцы не высказывали особuj желания отстаивать претензии суздальца, а своих сил было, очевидно, мало.

Прогнав неудачливого претендента из Владимира, московские вой­ска осадили Суздаль, «стоя ратью со многою силою около Суздаля, и все пусто сотвори»48. Только благодаря заступничеству Андрея Кон­стантиновича Дмитрий Иванович прекратил воевать Суздалыдину и заключил мирный договор. Ею условия не сохранены историей, по­этому мы вынуждены довольствоваться лишь краткими сообщениями летописей, восполняющими условия договора По нему князь Дмит­рий Константинович отрекался от великого княжения Владимирского, которое становилось вотчиной московского князя, изгонялся из Сузда­ля и был отправлен к старшему брату в Нижний Новгород. Но и на этом Дмитрий Иванович не успокоился. Для укрепления позиций ве­ликого князя Владимирского необходимо было покорить союзников Дмитрия Константиновича, подчинить их воле Москвы. Против них московский князь также применил военную силу, ростовского князя Константина Васильевича «взя волю свою и того смири»49. После это­го Дмифий Иванович согнал с княжества галицкого князя Дмитрия Борисовича и стародубского князя Ивана Фёдоровича. Она нашли себе приют и утешение в Нижнем Новгороде у Андрея Константиновича «скорбяще о княжениях своих, но ничтоже монаху учинити»50. Москва одержала полную победу.

Итак, 1363 год был очень знаменательным для Москвы и молодого князя и в политическом, и в военном плане. Удалось утвердиться на великом княжении Владимирском, был нейтрализован один из главных политических оппонентов - Дмитрий Константинович Москва упрочила свои позиции, включив в сферу своего влияния Суздаль, Ро­стовское, Галичское, Стародубское княжества. Дружественные отно­шения, очевидно, были закреплены с Нижегородским княжеством. Москва и вместе с нею юный князь набирают силу.

В ЛЕТО 6872 (1364 г.). «Увы, увы! кто възможеть таковую сказати страшную и умиленую повесть?»51. Вновь страшное бедствие проник­ло на Русь. Казалось, «чёрная смерть» - чума, - основательно поко­сившая население Руси в 1353-54 гг., не должна была повториться, но она вновь пришла. И вновь смятение и ужас людей. Болезнь невидима, от неё нет спасения нигде и никому За что? Ответ один- за грехи чело­веческие «Болезнь же бысть двоякова. Едина, прежде яко рогатиною ударит за лопатку, или под грудь противу сердца, или меж крыл, и учи­нится жар, вскоре начнет кровию харкать, и огонь зазжет и разварит, и потом пот велий пойдет, потом дрожь имет; и полежав день един или два, а ретко того кто бы полежал три дни, и тако умираху. Другие желе­зою боляху не единако, иному убо на шие, иному же на стегне, под запазухою, под скулою или за лопаткою. И умираху на день человеков по седмидесят, по сути по полутораста...»52. Трудно что-либо добавить к словам летописца Нужно, очевидно, как он пройти через это, про­чувствовать, переболеть, перестрадать...

Зародившись в Орде в 1362 году, чума проникла и в русские земли, сначала в Новосиль, в Коршев, затем в Брянск и Коломну51. В 1364 году она уже свирепствует в Переяславле, в Нижнем Новгороде, Коломне, Москве, других городах. Вся Северо-Boсточная Русь была охвачена чумой. Ведь болезнь не знает ни княжеских границ, ни крепостных стен; она проникает всюду: и в избу крестьянина, и в келью монаха, и в хоромы князя. Были города, в которых мор не оставил в живых ни од­ного человека. «И бысть скорбь велия по всей земли, и опусте вся зем­ля и порасте лесом, и быша потом пустыни всюду непроходимыя»14. Не пощадила чума и великокняжескую семью. Умирает младший брат Дмитрия Ивановича - Иван Из «Калитовичей» остаютея только вели­кий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Анд­реевич. Им суждено было выжить. Выжить, чтобы совершить нечто большее - великий ратный подвиг во имя своего народа, наперекор испытаниям. А великий князь нижегородский Андрей Константинович ушёл от земной суеты, от борьбы за княжескую власть, от политических тре­волнений, от все! о. Приняв иноческий чин, он оставил нижегородское княжение и посвятил себя служению Богу55. Страх ли перед чумой или усталость от жизни, от вечной борьбы за княжеское существование? Что подвигло его на этот выбор? Летописи молчат, а нам уж и не до­мыслить.

В ЛЕТО 6873 (1365 г.) Природа устроила Руси массовое испыта­ние. «Того же лета бысть знамение на небеси, солнце бысть аки кровь, и по немъ места чръны, и мъгла стояла съ поллета, и зной и жары бяху велицы, лесы и болота и земля горяше, и реки презхоша, иные же мес-тa воднныа и до конца исхоша, и бысть сграхъ и ужас на всехъ челове-цехъ и скорбь велиа»56. Страшная засуха поразила всю Русь. Горели леса, болота. Люди моего поколения помнят страшное лето 1972 года, когда в Подмосковье от страшной жары загорелись торфяники, и днём машины ездили с зажжеными фарами, поэтому можно действительно представить  весь ужас, свалившийся на людей того далёкого времени За что?  За гpexи человеческие. Пожары начались и по городам. «По­жар бысть на Москве, бе же тогда сухмень и зной велицы, возста же Toi ла и буря с вихромъ силна зело, и розмета огонь повсюду и много людий поби и пожже, и вся погоре и безвести бысть, и той зовется великий пожарь, еже от Всехъ Святыхъ начася и разыдеся ветромъ и вихром повсюду»57. Начался пожар от церкви Всех Святых, что нахо­дилась в Чертолье, в районе Кропоткинских ворот58 Деревянная Мос­ква вспыхнула сразу, за час-за два огонь испепелил весь город. Такого пожара Москва еще не знала, отсюда он получил даже название - Всех-святский.

Свирепствовала чума. Мор вспыхивал то в одном, то в другом мес­те Летопись выхватывает только события, доступные или наиболее яркие, с точки зрения летописца. Так, отмечается, что в этот год эпиде­мия бушевала в Ростове и Твери, умерли многие члены местных кня­жеских родов и «мною бояръ и гостей нарочитыхь людей помре»59. Умирает и пострш шийся незадолго до этого Андрей Константинович Нижегородский60.

Несмотря на бедствия, на Руси между оставшимися в живых князь­ями начинается борьба за княжескую власть, выморочные уделы. Наследовать отказавшегося от престола нижегородского князя должен был его брат Дмитрий Константинович, следующий за ним по старшин­ству. Но когда он прибыл в Нижний Новгород вместе с матерью и епис­копом Алексеем, «не ступися ему княжения Новогородцкого брат его меньший Борис Костянтинович»61, владевший до этого городским уде­лом. Спор между братьями возник, очевидно, ещё до описываемых событий. Интересно, что свои претензии на нижегородский престол оба брата стремились подкрепить возможной поддержкой Орды. Каж­дый из них, возможно, сразу после отказа от княжения Андрея Коп стантиновича направил посольство в Сарай за ярлыком на нижегород­ское княжество, причём Дмитрий послал своего сына Василия по про­звищу Кирдяпа62. В Орде «замятия» продолжается. Со времени Мюри-да, вручившего ярлык в 1363 году Дмитрию Константиновичу, в Сарае сменилось несколько ханов. Находившийся на престоле Азиз был чет вёртым63. Этот хан спор нижегородских князей решает своеобразно Борис Константинович получает ярлык на княжение в Нижнем Новго­роде, а его старшему брату, через своего порла Урусмалды, в очеред­ной раз вручается ярлык на великое княжение Владимирское. Сопер­ничество с Мамаем продолжалось, и поэтому новый сарайский хан считал ярлык, выданный московскому князю, незаконным. И был, ка­жется, ещё один расчёт. Выдав ярлык на великое княжение Владимир­ское Дмитрию Константиновичу, а за Борисом оставляя Нижний Нов­город, Азиз как бы разводил князей, оставляя каждого, как ему дума­лось, при своём интересе. Одновременно с этими пожалованиями хан стремится заполучить себе союзников, которые были бы ему благодар­ны за поставления па княжества

Но недаром говорят, что жизнь многому учит Соперничество с мос­ковским князем за первенство убедило Дмитрия Константиновича в бесперспективности этой борьбы Владимир для Москвы стал вотчи­ной, и в сложившихся условиях отнять у неё это право никто не может. А посему «лучше синица в руках...» И он оказывается от заманчивою предложения хана в пользу Дмитрия Ивановича, признавая тем самым его «старейшинство» над собой. Дмитрий Константинович стремится утвердить за собой Нижегородское княжество вместе с Суздалем и про­сит у 15-летнею князя Владимирского защиты и помощи в борьбе со своим братом за Нижний Новгород.

Как меняется ситуация: теперь уже не Орда становится посредни­ком и вершителем судеб, а московский князь. Дмитрий Иванович отправляет посольство к Борису Константиновичу, чтобы мирным путём решить конфликт и поделить княжество. «Князь же Борис не послуша, бе боим смутно епискупа Алексия»64. Вероятно, в данном конфликте первоочередное место отводится епископу, который руководил князем, подогревая его сепаратистские настроения. И тогда в дело вмешивает­ся митрополит Алексий. Он попросту изымает нижегородские и горо-децкие волости из Суздальской епископии, забирая их под своё руко­водство. А послом в Нижний Новгород отправляет игумена Сергия. Авторитет, духовная власть преподобного Сергия Радонежского в это время были уже так велики, что в ответ на отказ Бориса Константино­вича явиться в Москву на княжеский суд он закрыл все церкви в горо­де65. Для того времени это было страшное наказание, равнозначное от­лучению от церкви А для большей убедительности готовился ещё один аргумент. Дмитрий Иванович дал великокняжеские войска Дммирию Константиновичу, и тот вместе с суздальской ратью пошёл на брата. Борису ничего не оставалось, как только смириться и запросить мира. Дмитрий помирился с ним и поделил княжество: себе взял Нижний Новгород; Суздаль, очевидно, отошел его сыну Василию Кирдяпе, а Городец остается за Борисом. При этом надо отметить, что Дмитрий Константинович восстановил единство Суздальско-Нижегородского княжества, оставив за собой великое княжение Но в лолном смысле независимым это княжество назвать невозможно. Оно теперь входит в состав политической системы, возглавляемой великим князем Влади­мирским Дмитрием Ивановичем на правах союзника.

Ещё на одном моменте хочется остановиться отдельно, говоря о событиях 1365 юда. Летописи сообщают о том, что в разных городах Руси строятся каменные храмы: в Торжке - церковь Святого Преобра­жения, в Новгороде - церковь Стретенья, в Пскове - Святой Троицы66, причём церкви строятся особо быстро и рьяно в тех местах, где бес-чинствует мор. Люди в поисках спасения отдают все свои средства, самое ценное монастырям, церквям. Только в них видели они заступ­ников от гнева Божьего Храмы строятся быстро, как будто люди стре­мятся ycпеть построить, чтобы выжить. Так, в Москве митрополит Алексий, вероятно, сразу же после страшного пожара возводит монас­тырь во имя чуда Архангела Михаила в Хонех, получивший название Чудовского монастыря, «и единаго убо лета начаша и скончаша и све-тищаша тую церковь»67. Монастырь назван так в честь чуда исцеления митрополитом Алексием в Орде татарской царицы Тайдулы, жены Джанибека, женщины очень умной, энергичной, пользовавшейся вли­янием на своего мужа и через него активно вмешивающейся в полити у. Но её постигло несчастье. Всё больше прогрессировала глазная бо­лезнь, и никто из врачей не мог её вылечить. И лишь митрополит Алек­сий во время очередного посещения Орды смог её избавить от этого недуга и тем самым получил в её лице и лице Джанибека покровителя московского митрополита, московского княжества. Примечательно, что сам монастырь был построен на месте двора татарских баскаков68 и что митрополит через столько лет вспомнил об этом событии. Есть ли здесь какие-то аналогии с дипломатической и политической борьбой, что вело правительство Алексия и князь Дмитрий? На данном этапе Москве нужен был мир с Ордой, союз, как при Джанибеке, для реше­ния общерусских проблем. Именно этим курсом и ведёт свой корабль Алексий.

В ЛЕТО 6874 (1366 г.). Третий год на Руси не прекращается чума. На этот раз она снова посетила Москву. Лежащая в пепелище столица княжества должна была выдержать ещё один удар судьбы. За мором вновь последовала засуха, а за ней — голод, «и бысть хлебнаа дороговь повсюду и гладь велий по всей земле, и съ того люди мряху»691. После этого стоит только удивляться, как выжили люди, как выстояли княже -ства, как не сдала своих позиций Москва. И, наверное, прав был Л.Н.Гу­милёв, когда за этой драмой видел очищение природой человечества, его обновление. Выживаютв подобных ситуациях лишь наиболееэнер тичные, более приспособленные — пассионарные люди, они сохраня­ют жизнь, восстанавливают генофонд, дают толчок к новому подъё­му70. Таково и поколение князя Дмитрия Ивановича.

Жизнь продолжается, и у самого великого князя происходит важное событие. 1 8 января состоялась женитьба Дмитрия па младшей дочери Дмитрия Константиновича Евдокии. Политический союз mockobckoi о и нижегородскою князей закрепился браком, как потом окажется, вер­ным и счастливым па всю жизнь. Свадьбу, с полагающимися в таких случаях торжественностью и весельем, сыграли в городе Коломне. И дело не столько в том, что Москва ещё не отстроена и устраивать гуля­нье на пепелище не совсем пристойно, сколько, скорее всего, в жела­нии тестя юного князя. Вчерашний политический соперник Москвы чувствовал бы себя в этом городе скованно и неуютно. Другое дело Коломна: и вроде территория московского княжества, и в то же время пограничный город.

Но торжества быстро отгремели, и молодого князя ждали важные, не требующие отлагательства дела, великокняжеские заботы. Главное - нужно было отстраивать Москву, укреплять её, создавать крепость -оплот княжеству, которой не страшны ни пожары, ни враги. «Toe же зимы князь великыи Дмитреи Ивановичь, погадавъ съ братом своимъ съ князсмъ съ Володимеромъ Андреевичемъ и съ всеми бояры старей­шими и сдоумаша ставити городъ каменъ Москвоу, да еже оумыслиша, то и сътвориша. Toe же зимы повезоша камение къ городоу»71. Соору­жение каменных стен требовало больших затрат, поэтому без участия брата соправителя Москвы, которому по духовной грамоте Ивана Ивановича принадлежало треть Москвы72, без бояр и их финансовой поддержки обойтись было невозможно. Ну да ведь заботы общие, об­щие и расходы. И Москва стала быстро строиться, возрождаться из пепла, опоясываясь Кремлём, сложенным из белого камня-известняка. С тех пор и зовется она «белокаменной». Создание каменного Кремля имело не только важное фортификационное значение, но и большой политический смысл. Ни один город Северо-Восточной Руси не имел ещё каменной крепости, и это лишний раз подчёркивало претензии Москвы на лидерство. Титул великого князя Владимирского о требовал решений и общерусских проблем. Впервые при Дмитрие Ивановиче Москва вмешивается в дела Тверского княжества, пытаясь выступить в роли арбитра.

Чума внесла раздор в действия местных князей. Умирает Семён Константинович, владевший дорогобужским уделом, и завещает его своему двоюродному брату Михаилу Александровичу. Именно этот князь в начале 60-х годов XIV века выдвигается на первый план - буду­щий политический и военный противник Дмитрия Ивановича. Начи­нал Михаил Александрович как удельный микулинский князь, а затем становится и великим тверским князем. Очевидно, поэтому и был за­вещан выморочный удел Семёном Константиновичем. Это известие вызвало решительное возражение со стороны дяди терскою князя Василия Михайловича и родного брата Семёна - Еремея7'. Между кня­зьями начался спор за право владеть выморочным уделом. Так как дело, по завещанию, касалось церкви, митрополит Алексий поручил его разбирательство тверскому епископу Василию, снабдив его при этом оп­ределёнными наставлениями. Но тот решил не так, как хотелось мит­рополиту и московскому правителю, «князя великаго Михаила Алек­сандровича оправилъ»74, т.е. в его пользу.

Здесь необходимо сделать пояснение, почему Москва не хотела воз­вышения Михаила Александровича и поддерживала его противников Как мы уже сказали, Михаил Александрович стал великим князем Твер­ским где-то к 1365 году и, вероятно, не без участия Ольгерда. По край­ней мере мы видим, что в 1362 году он ездил в Литву и заключил с Ольгердом мирный договор75. И с этого времени началось его возвы­шение в Тверском княжестве. Причина этого союза тоже объяснима Ольгерд вторым браком был женат па сестре Михаила Александрови­ча Ульяне, и она всячески оказывала протекцию своему брагу Идеоло­гический конфликт Олгерда с Алексием бесспорно вёл к конфликт политическому и военному. В этой ситуации Тверской князь, союзник Ольгерда, становился неминуемо противником Москвы. Поэтому пра­вительству Дмитрия Ивановича так важно было иметь в тверском кня­жестве промосковскую группировку. Таковым виделся союз с Васили­ем Михайловичем и Еремсем Константиновичем. Решение епископа Василия шло вразрез с полученными от митрополита установками и вызвало гнев Алексия Москва втягивалась в тверские дела. Но решить их в этом году помешало еще одно важное событ ие

Вновь на исторической арене появились новгородские ушкуйники Летом они устроили настоящий разбой в Нижнем Новгороде, «избита татар и армян в Новегороде Нижнем множество, гостей сущих татарс­ких, такоже и новгородцких, и жены и дети их избиша, и товар их бес численно пограбиша, и суды их вся изеекоша... и все огню предаша, а сами отъидоша в Каму; и тако Камою ходяще, болгоры воююще, и многих избиша»76. Другой отряд ушкуйников под командованием вое­воды Иосифа Варфоломеевича, Василия Федоровича, Александра Ав­вакумовича прошли по Волге, пограбили московских и ростовских куп­цов и возвратились в Новгород «со многою корыстию»77. Если прежде Дмитрий Константинович, боясь испортить отношения с Новгородом не решился на конфликт с ним, то Дмитрий Иванович поставил Bonpot ребром и всю ответственность возложил на новгородцев: «почто естя ходили на Волгу грабити и бити моих гостей»78. Московский князь дей-ствует решительно. Он разрывает мирный договор с Новгородом и в ответ на ушкуйничий разбой посылает военный отряд, который «мно­го волости воеваше, дань велию по Двине и по Югу, и по Купину взя-ша»74, а также захватили ничего не подозревавшего новгородского бо­ярина Василия Даниловича с сыном Иваном, возвращавшихся с това­ром с Двины. Московский князь почувствовал за собой силу и способ­ность решать проблемы не только своего княжества, но и общерусские задачи. Он становится по-настоящему Великим князем Владимирским, отвечающим за всю Северо-Восточную Русь. Но и задач стояло очень много, а без сплочения русских земель - и не важно как, путём ли дик­тата, военной силы или мирным договором, обязательством, вовлека­ющими все княжества в сферу политики Великого князя Владимирс­кого, - решитьь их было невозможно.


В ЛЕТО 6875 (1367 г.). Рьяно взялся Дмитрий Иванович за реше­ние поставленных задач. «Князи Русьскыи начата приводити въ свою волю, а который почалъ не повиновагися ихъ воле, на тыхъ почали по-сягати злобою»80 Смысл начальных слов понятен, а вот, к сожалению, о методах летописец, ничего не говорит. Мы видели, как был приведён «в свою волю» нижегородский князь. Настала очередь остальных. Воз­можно, в полную меру заработала московская дипломатия, велись пе-реговоры с русскими князьями, послы великого князя склоняли их на союз с Москвой, где лестью, посулами, а где и откровенной угрозой. И первый такой дот овор был заключён с Великим Новгородом. Ушкуй­ники внесли разлад между Москвой и Новгородом, в результате чего прежний договор был односторонне расторгнут По Москва и Новго­род нужны были друг другу как союзники Новгороду - перед лицом надвигающейся немецкой экспансии; Москве необходим был запад­ный союзник, Так как на первый план выдвигаются московско-тверс­кие oтношения В начале года в Москву прибывает новгородское по­сольство. В результате переюворов был заключен мирный договор, по которому Новгород признавал власть московского князя и принимал его наместников Москва обязывалась оказывать военную помощь и отпускала захваченного новгородского боярина.

На очереди стояла Тверь. На князя Михаила Александровича, отка­завшегося подчиниться воле Москвы, «почали посягати злобою». В одиночку с Дмит рием Ивановичем тверской князь тягяться не мог, и он бежит в Литву за поддержкой. В отсутствие князя Тверью попытались завладеть князья Василий и Еремей, обиженные решением епископа Василия. По их наговору владыка был вызван в Москву на митрополи­чий суд. Алексий предъявил ему много обвинений, а главное состояло в том, что он неправильно решил вопрос об уделе Семёна Константи­новича, и «бышетъ истома и проторъ великъ»81 тверскому епископу -отмечает летописец. С непокорными людьми митрополит разбирался строго. А в это время кашинский князь Василий со своей ратью и при поддержке московских войск, по существу, захватил Тверь. Бывший тверской князь, он, скорее всего, имел основания хранить обиду на твер-чан за то, что те его не поддержали, а встали на сторону Михаила Алек­сандровича. Въехав в город «миогымъ лгодемъ сотвориша досадоу, бес-честиемъ и моукою и разграблениемъ имениа и продажею беспомило-ваниа»82. Московские полки тем временем пограбили окрестности Тве­ри, повоевали волости на правой стороне Волги, пленили многих лю­дей. Думать, однако, что этим самым тверское княжество подчинено, было преждевременно.

27 октября Михаил Александрович возвратился с литовскими пол­ками и быстро восстановил свою власть в Твери. Далее он предприни­мает попытку наказать князей Василия и Еремея и с войсками идёт па Кашин, где они скрылись. Но, не дойдя" до города, в селе Андреевском Михаил Александрович встретил большую депутацию от дяди Васи­лия Михайловича, возможно, при посредничестве епископа Василия нязья просили мира. Тверской князь заключает с ними договор, под­крепляя его крестным целованием, по которому за ними сохранялись их уделы, а затем заключает мир и с московским князем. При помощи Ольгерда Михаил Александрович не только быстро завоевал и закре­пил свои позиции, но и показал Москве, что не собирается подчинять­ся её воле. Стало очевидно, что конфронтации и с Литвой не избежать.

Москва в срочном порядке готовится к предстоящим сражениям. Спешно сооружается каменное кольцо столицы - белокаменный кремль: за ним великий князь должен чувствовать себя уверенней и спокойнее. Но в борьбе с Ольгердом нужно было еще одно кольцо - из возможных союзников, и московская дипломатия активно работает в этом направ­лении. Дмитрий Иванович заключает договоры против Ольгерда с при­граничными Литве русскими княжествами: князьями Святославом Смоленским, Константином Оболенским, Иваном Вяземским, Иваном Козельским и, возможно, с сыном Ольгерда Андреем Полоцким83. Воз­можно, к этому же времени относится договор84, заключённый между Дмитрием Ивановичем и его двоюродным братом Владимиром Андре­евичем при посредстве, а скорее, и по инициативе митрополита Алек­сия . В исторической литературе датировка этого документа различна85. Но мы думаем, что именно события 1367 года заставили братьев скре­пить свой союз, думая об обороноспособности Руси.

Договор интересен во всех деталях. Хотя братья и росли «с пелё­нок» вместе и всю жизнь прошли бок о бок, договором определялся социальный статус каждого. Владимир Андреевич признавал Дмитрия Ивановича за «брата своего старейшего»86, т.е. своим сюзереном, а «мне князю великому тобе, брата своего, держати в братстве, без обиды, во весмъ»87. Братья клялись «быти ны заодинъ», но при этом определя­лось неприкосновенное право каждого на свою вотчину и невмеша­тельство во внутренние дела друг друга, определялся статус бояр и слуг каждого князя. Договором особо подчёркивалось дипломатическое и военное партнёрство братьев, «а кто будетъ мне недругъ, то и тобе не-другь. А тобе, брагу моему молодшему, без меня не доканчивати, ни съсылагися ни с кем же»88. Не обойдён важный вопрос - выплаты ор­дынской дани. Князь Владимир обязуется сдавать в великокняжескую казну положенную часть ордынской тягости. «А тобе, брату моему мо­лодшему, мне служи ги безъ ослушания... а мне тобе кормити по твоей службе...»89- во всех военных походах после этого были братья рядом, в самых ответственных и решающих сражениях всегда побеждал вра-гов Владимир Андреевич во славу Великого князя.

Обстановка всё более обостряется. Неспокойно в этот год на погра­ничных рубежах Руси. В Поволжье вновь активизировались татары. Сарайский хан Пулад-Тимур (Булат Темирь в русских летописях), оче­редной временщик90, пришёл ратью в землю нижегородского княже-ства и пограбил уезды вплоть до самой Волги. Дмитрий Константино­вич совместно со своими братьями и сыновьями «собравъ воя многы» ринулся на защиту своей Отчизны. Пулад-Тимур, не располагая, веро­ятно, достаточным количеством воинов, не рискнул сразиться с ниже­городским войском и бежал за реку Пьяну (сколько ещё сражений при-дется повидать этой реке!), по здесь был настигнут и разбит. Остатки его войска бежали в Орду, где Пулад-Тимур был убит ханом Азизом91.


 На северо-западе Руси началась война Новгорода и Пскова с Тев­тонским Орденом. В силу каких-то обстоятельств в этот год «быша Новогородци съ Псковичи не во единомыслии»92, чем и воспользова­лись немцы. Они напали на город Изборск, взять его не смогли, но пожгли всё вокруг. Затем повоевали псковские волости, сожгли псков­ский посад и «отъидоша прочь, а пакости имъ не бе ничего»93. Такая безнаказанность обусловлена была тем, что в это время в городе не было ни князя, ни посадника. Они с основным войском находились где-то в разъезде, и жителей спасли лишь только каменные стены. Пос­ле этого псковичи посылают послов в Новгород, чтобы те помогли им против немцев: «господо братье, како печалуетесь ними, своею бра­тьею»94. Но новгородцы пока не пожелали нарушать крестное целова­ние, данное немцам, так как мною новгородских купцов было в это время в их городах, а в Новюроде находились немецкие купцы. Они лишь послали посольство во главе с протопопом Савой для решения возникшего конфликта. События Северо-Западной Руси, казалось бы, были делом Новгорода и Пскова, но тем не менее в них всё более втя­гивается Москва, без участия и влияния которой уже не происходит ни одно событие.

В ЛЕТО 6876 (1368 г.) «О Первом Литовъщине»95 - так выделено киноварью летописцем основное событие этого года: московско-литов­ская война. Случайно или нет, но предваряет это запись о грозных явлениях природы и стихийных бедствиях: «явися звезда хвостата»96, вомногих городах погорели храмы. Наступал грозный 1368 год. Москов­ское правительство детально продумало план предстоящих военных действий. Предполагалось действовать в двух направлениях: нейтра­лизация Ольгерда и решительные мероприятия против Михаила Тверского. Для осуществления первой задачи на границу с Литовским кня­жеством был направлен с ратью Владимир Андреевич. Он штурмом захватывает гжев, выгоняет оттуда литовцев97 и тем самым создаёт очень удобный стратегический плацдарм. Дело в том, что г. Ржев, расположенный на Верхней Волге, имел очень выгодное географическое положение: через него Москва могла поддерживать отношения с дру­жественным ей Новгородом, а самое главное - отсекала от Литвы Тверское княжество, что было немаловажным моментом в грядущих собы­тиях, Основные действия тем самым разворачиваются в Москве. Дмитрий Иванович нисколько не смирился с прошлогодней победой тверского князя, просто стал действовать хитрее, гибче. Он приглашает в Москву Михаила Александровича для ведения мирных переговоров. Весьма ло­гично, что тверской князь должен был это предложение отвергнуть. И действительно, о чём вести переговоры? Он победил, споры с родствен­никами решены в его пользу, а ехать в Москву, зная исстари вероломство москвичей, равнозначно самоубийству. И вот здесь решающую роль сыг­рал митрополит Алексий. Он дал клятвенные заверения в безопасности князя и его людей, и не послушаться главу церкви Михаил Александро­вич не мог.

Во главе посольства он прибывает в Москву98. Переговоры велись, очевидно, вокруг вопроса о владениях в Тверском княжестве. Дмитрий Иванович желал их перераспределения и более активного вмешатель­ства в дело Твери. Естественно, что переговоры зашли в тупик. Тогда князья были вызваны к митрополиту на третейский суд, и когда и там Михаил проявил несговорчивость, московские власти нарушили крес­тное целование и арестовали тверского князя и его бояр «разно разве­ли, и держаша их во истомлении вслице»99. Чего хотели этим добиться московский князь и митрополит? Полная ликвидация Михаила Алек­сандровича в тех условиях видится маловероятной. Скорее, в порыве гнева из-за неуступчивости Михаила Дмитрий Иванович принял такое решение, надеясь, что, побывав «выстомь», тверской князь будет более сговорчивым и примет его условия. И всё это делалось с благослове­ния митрополита. Но в коварные действия Москвы вмешались новые обстоятельства. Совершенно неожиданно к великому князю прибыва­ют татарские послы. В 1368 году Мамай захватил Сарай100. Мы помним, что ярлык на великое княжение Владимирское вручил Дмитрию Ива­новичу Абдуллах, а фактически сам Мамай. И вот теперь на правах единоличного правителя Золотой Орды он направляет па Русь посоль­ство для урегулирования каких-то вопросов. Конфликты между рус­скими князьями вправе был разбирать только хан, и, опасаясь послед-ствия собственного своеволия, Дмитрий Иванович вынужден был ос­вободить Михаила Александровича. С ним был заключён мирный до­говор, по которому удел Семёна Константиновича переходил в руки Еремея, незадолго до этого порвавшего договор с тверским князем и перебежавшего «въ рядъ» к Дмитрию Ивановичу.

Едва оказавшись на свободе, Михаил Александрович разрывает на­вязанный ему договор. Для него Москва становится основным врагом, а желание отомстить за бесчестье - делом всей его жизни. И среди главных его врагов - Дмитрий Иванович и Алексий. «Князь же вели-кыи Михайло съжалися велми о томъ и негодоваше, и не любо ему бысть и положи то въ измену и про то имеаше розмирие къ великому, паче же на митрополита жаловашеся, къ нему же веру имелъ паче всехъ. яко по истине святителю»101. Святитель же оказался больше московс­ким митрополитом, нежели блюстителем православия всей Руси. Еще более резко на эти действия отозвался Ольгерд в послании к патриар­ху: «...и шурина моего князя Михаила клятвенно зазвали к себе, и мит­рополит снял с пего страх, чтобы ему прийти и уйти по своей воле, но его схватили... По твоему благословению митрополит и доныне благо­словляет их на пролитие крови. И при отцах наших не было таких мит­рополитов, каков сей митрополит. Благословляет москвичей на проли­тие крови и к нам не приходит, ни в Киев не наезжает»102.

Дмитрий Иванович собирает большое войско и посылает его на Тверь. О военных действиях летописи ничего не сообщают. Известно только, чю Михаил Александрович бежит вновь в Литву, где с помо­щью сестры уговаривает Ольгерда идти на Москву, «дабы сътворилъ месть его»101. Только Ольгерда особо-уговаривать и не нужно было Несмотря на чуть ли не ежегодные войны на своих западных границах, он теперь почувствовал на себе удар московских ратей, принесших его княжеству немалый урон. Настало время для ответного удара.

Ольгерд - один из самых выдающихся полководцев XIV в., умный политик, хитрый тактик, талантливый и смелый воин. В летописи да­ётся такая его характеристика: «...егда куда поидяше на воину, тъгда никому же не ведущу воинамъ его, камо хощетъ ити ратию, ни инымъ опришнимъ, или внешнимъ или иноземцемъ или гостемъ не дасть уве-дати на кою идеть, да не услышана будеть дума его вь ушию инозем­цемъ, да не изыдеть весть си въ ту землю, въ нюже рать ведяше»104 Смог перехитрить он на этот раз и Дмитрия Ивановича. И хоть знал московский князь, что Михаил Тверской бежал в Литву за ратию ли­товской, ждал нападения, готовился к войне с Ольгердом, но всё же оказался застигнутым врасплох. После похода на Тверь войска москов­ской коалиции были распущены по своим княжествам; Тверь завоёва­на, глубокой осенью ждать выступления Ольгерда было маловероятным, а держать большое войско в полной готовности у Москвы не было возможности. Но в этом весь Ольгерд. Он выждал момент, когда его уже перестали ждать. Собрав большое войско, куда вошли, помимо литовских полков, тверские и смоленские отряды, поздней осенью быстрым маршем подошёл к границам московского княжества.

Слишком стремительным был поход, слишком поздно узнал об этом Дмитрий Иванович. Спешно стал он рассылать грамоты по городам и княжествам, собирая военные рати, воинов. Из имеющихся в наличии был собран сторожевой полк, куда вошли московские, коломенские, дмитровские отряды под командованием воевод Дмитрия Минина и Акинфа Фёдоровича Шубы. А Ольгерд был уже в пределах Московс­кого княжества, разрушая, грабя всё на своём пути. Единственной ра­тью, встретившей его в порубежьс, была рать Семёна Дмитриевича Стародубского по прозвищу Крапива, но оказать сопротивления она не смогла. В скоротечной битве стародубское войско было разбито, а са­мого Семёна Дмитриевича убили. Затем войска Ольгерда захватили союзный Москве гболенск, где убили князя Константина Юрьевича Оболенского. 21 ноября на р.Тростне встретились московский сторо­жевой полк и литовские войска. Силы были явно неравны, в результате посланные Дмитрием князья, бояре, воеводы, воины - все погибли105. От пленных Ольгерд узнал, ч го московский князь не успел собрать со­юзное войско и затворился в Кремле. Быстрым маршем литовские вой­ска оказались у Москвы. Посад по приказу самого же великого князя был выжжен, чтобы затруднить Ольгерду осаду. Сам он вместе с Вла­димиром Андреевичем, митрополитом Алексием и «прочим князи и бояре и все христиане»106 надеялся отсидеться за вновь отстроенными каменными стенами. В планы Ольгерда, скорее всего, не входила дли­тельная осада, тем более в условиях зимы, а штурмом взять Кремль он не решился. Трое суток простоял он под стенами Москвы, выжег и опустошил все окрестности, а затем вернулся в Литву, уводя с собой в плен множество людей, угоняя скот. Разорение московского княжества было столь жестоким, что летописец сравнил его с Федорчуковой ра­тью, бывшей 41 год назад!

Война Москвой была проиграна. Следствием этого явилось и то, что Дмитрий Иванович уступал позиции Твери: Михаил Александро­вич получал вновь злополучный удел Семёна Константиновича, а «кня­зья Еремея отъпустили съ нимъ въ Тферь»107, то есть по сути дела предали, выдали Твери. Так закончился первый этап московско-тверской-литовской войны.

Необъяснимое это явление. Москва, истреблённая моровой язвой, пожарами и голодом, разорением литовцев, всё же выжила, выстояла и даже ни на секунду не помышляла о сдаче своих великокняжеских пол­номочий. Почему, в силу чего? Или бедствия других на фоне Москвы были более значимыми? Нет, по источникам этого не скажешь. Или так был велик военный потенциал Москвы, что позволял выдержать и такое поражение? Сила была, но она проявляла себя только в единстве с остальными княжествами, в коалиции. Один на один с Литвой, мы видели, Москве было сразиться не под силу. Так почему же Москва после стольких бедствий и поражений оставалась собирателем разроз­ненного потенциала русских княжеств? Перебирая все варианты, всё больше убеждаешься, что лидерство Москвы было предопределено в силу того, что там был центр русской церкви. В разрозненных княже­ствах, враждующих, готовых пожирать друг друга, единственно общей, а отсюда и объединяющей, цементирующей силой была православная вера. Мудрый митрополит Алексий в величии Москвы, как центра мит­рополии, видел гарант незыблемости православия. Духовная роль Мос­квы и предопределяла её главенствующее положение, далее после та­ких сокрушительных поражений, как «литовщина». Роль лидера не позволяет долго предаваться унынию, но, собравшись с силой, вновь выполнять своё предназначение.

Великий Новгород зимой 1368 года попросил о помощи. Агрессия Тевтонского Ордена всё усиливалась. В этом году тевтонцы сконцент-рировали большие военные силы во главе с самим епископом для взя­тия Изборска. Новгородцы, несмотря на бывший страшный пожар, уничтоживший чуть ли не весь город, пошли с войском на помощь осаж-дённому городу. Немцы, не ожидавшие участия Новгорода, побежа-ли108. Этим самым был разорван мирный договор Новгорода с Орде­ном и нужна была помощь. Верный союзническому долгу великий князь Дмитрий Иванович посылает им в помощь своего брата Владимира Андреевича, который «бысть гамо от Збора до Петрова дни»109. Ни о виде, ни о размере московской помощи мы не знаем. Важно другое. Несмотря на сокрушительное поражение, Москва остаётся политичес­ким центром русских княжеств, защищающим своих союзников.


 

В ЛЕТО 6877 (1369 г.). А противники готовились к новой войне. В спешном порядке Михаил Александрович укреплял Тверь. Правда, средств, как у Дмитрия, у него не было и Кремль пришлось сделать деревянным, скорее всего, дубовым, обмазав от пожаров глиною110. Предпринимаются ответные меры и Дмитрием Ивановичем. Он «зало­жи градъ Переславль, единаго лета и срубленъ бысть»111. И быстрота, и необходимость строительства новой оборонительной системы города, лежащего на полпути из Твери в Москву и Владимир, означает, что московский князь рассчитывал на него как на будущий плацдарм для нападения на Тверь.

Основные события этого года происходили на западных границах Руси. И связано это было с возобновлением военных действий против Тевтонского Ордена как Литвы, так и Новгорода. Новгородцы, очевид­но, получив помощь от Москвы, ходили походом на немцев, но безус­пешно, «паче сами мнози избиени быша и отъидоша»112. Более актив­ную деятельность развернул Ольгерд. Он «тое же зимы... ходил на немци и бысть межи ихъ тамо сеча»"3. Немцы соорудили около Ковно кре­пость Готисвердср, которую Ольгерд с Кейстутисом захватывают и раз­рушают114.

Воспользовавшись тем, что Ольгерд сражается с немцами, Дмит­рий Иванович решил наказать тех князей, что приняли участие в похо­де на Москву. В 1369 году московские и волоколамские полки пограби­ли Смоленские волости, а на следующий год был совершен поход на Брянск. Наступала очередь Твери.

В ЛЕТО 6878 (1370 г.). 18 августа московский князь, «сложи цело­вание крестное»115 разрывает мирный договор с Тверью. Начинается московско-тверская война - основной стержень десятилетия. Война за первенство, за лидерство среди русских земель, в которую оказывают­ся втянутыми большинство княжеств, сторонников как промосковской, так и протверской коалиций, эдакие возможные модели будущей объе­динённой Руси, попытавшейся решить проблемы освобождения от Золотой Орды через 10 лет на Куликовом поле.

Первоначально Дмитрий Иванович отправил к Твери малочислен­ные разведывательные отряды. Но и этого оказалось достаточно, что­бы Михаил Александрович, бросив всё, бежал в Литву. Московские ратники, не встретив сопротивления, разорили окрестности Твери и с большим «полоном» возвратились домой. А уже 3 сентября начинает­ся основной поход, который возглавляет сам Дмитрий Иванович. Лето писи не объясняют состав и численность московского войска, отмечая лишь «со многою силою». Тверская земля оказалась не в состоянии противостоять московской рати. Легко были взяты города Зубов, Ми-кулин, пожжены все окрестные сёла. В плен было уведено множество людей, захвачено большое количество скота. Причины похода объяс­няются просто: «отмсти обиду Ольгердову на них и смири тверич до зела»116. Ответной реакции со стороны Ольгерда не последовало. Воз­можно, в данный момент ему было не до проблем своего шурина, по­чему и не поспешил вновь на помощь Твери. Ведь в это время Михаил Александрович находился у него в Литве и логично было бы предпо­ложить, что ему удастся уговорить Ольгерда на новый поход Вмесю этого летописи сообщают, что Михаил Александрович «съжалися и оскорбися зело»117, пошёл из Литвы в Орду, ища покровительства и защиты.

А в Орде вновь происходят изменения Набирающий силы Мамай сам себе назначает нового хана Мамат-Салтана118. До поры до времени ещё срабатывает закон, что ханский престол может занимать только претендент из Чиш изидов. Но уже всё больше вступает в силу другой принцип - принцип силы. Мамай пытается активно влиять на подвла­стные Орде земли.

Среди событий этого года отмечается поход нижегородских войск на Булгарию. Князь Дмитрий Константинович, собрав большое войс­ко, отправил его во главе с братом Борисом Константиновичем и сы­ном Василием на булгарского князя Асана. Этот поход бесспорно был санкционирован Ордой, так как в составе нижегородского войска на­ходился ханский посол Ачи-хожа. Очевидно, Мамаю не по душе были какие-то действия своего вассала и он решил его проучить силой дру­гого своего подданного, нижегородского князя. До военных действий, по-видимому, не дошло, так как князь Асан выслал навстречу войску своё посольство со многими дарами Дары были приняты, но вместо строптивого князя Асана был посажен Салтан Баков сын119. На этом миссия нижегородского князя была завершена.

Мамай зорко следил и за событиями на Руси. Возвышение московс­кого князя его никак не устраивало, и, чтобы вбить новый клин вражды между русскими князьями и смирить гордыню Дмитриеву, он вру­чает ярлык на великое княжение Владимирское прибежавшему к нему Михаилу Александровичу. В сопровождении ханского посла Сары-Ходжи он возвращается на Русь. Об этом собът ии узнал Дмитрий Ива­нович Гнев обуял московского князя за то, что Михаил Александро­вич посмел дерзнуть на титул, который, как считал Дмитрий, принад­лежит теперь только ему, за то, что Орда вновь пытается отодвинуть московское княжество с господствующих позиций. Моментально бьши посланы во все концы заставы, перекрывавшие возможные пути Ми­хаила Александровича на Русь. На Тверь не пробиться, да и могло ли чем  в этой ситуации помочь разорённое, ограбленное княжество ново­испеченному великому князю Владимирскому. А о том, что Дмитрий Иванович гак запросто распростится с властью и безропотно отдаст ярлык, и речи быть не могло. Нужна была сила, на которую мог опе­реться тверской князь. Таковым мог быть только Ольгерд. Вот почему, узнав о московских заставах, Михаил Александрович из Орды бежит прямо в Литву, через свою сестру пытаясь уговорить Ольгерда на но­вый поход на Москву. И это удаётся.

«Toe же осени и тое же зимы по многы нощи быша знамениа на небеси, акы столпы по небу и небо червлено акы кроваво. Толико же бысть червлено но небу, яко и по земли по снегу червлено видяшеся, яко кровь. Се же проявление проявляет христианом скорбь велику, хо­тящую быти; ратныхъ нахождение и кровопролитие, еже и събыстся»120. Природа как бы предупреждает о предстоящем большом кровопроли­тии. И действителыю, наступает новая «литовщина».

25 ноября (по Рогожскому летописцу-26 ноября) Ольгерд во главе большого войска, в союзе с братом своим Кестутисом, с князьями Ми­хаилом Тверским, Святославом Смоленским начал поход на Москву. Первым городом, оказавшимся на его пyти, был Волок. Взять его с ходу Ольгерд не смог, три дня простоял в осаде, пожег весь посад. Но вре­мени на длительную осаду этого города не было, так как важен был конечный пункт - Москва. При защите Волока был убит князь Васи­лий Иванович Березуйский. Отбив атаку oт города, он во время вылаз­ки оказался на мосту через ров. И либо раненый литовец, либо остав­шийся при нападении воин снизу, через щель в мосту, проткнул его копьем. Рана оказалась смертельной, едва успели его причастить и по­стричь в иноки перед смертью121

А Ольгерд двинул свои войска на Москву и 6 декабря находился уже у стен белокаменной. Вовремя Дмитрий Иванович укрепил Моск­ву каменным поясом, за которым можно было отсидеться от любого врага. Восемь дней воевал Ольгерд окрестности Москвы, но города взять не смог. В это время уже собирались силы промосковской груп -пировки. И решающая роль здесь принадлежит Владимиру Андрееви­чу, двоюродному брату Дмитрия, единомышленнику и соратнику во всех его делах. Он с войском стоял у Перемышля, перекрывая Ольгер-ду отход. На помошь спешил Владимир Дмитриевич Пронский, с кото­рым выступила и рать рязанского князя Олега Ивановича. Узнав, что против него собирается большая сила, Ольгерд предложил мир. При­чём, любопытны мирные желания двух сторон Дмитрий предложил перемирие, возможно, надеясь на увеличивающиеся силы союзников, чтобы наказать агрессора. Ольгерд «хотяше вечнаго мира»122, чтобы разрешить для себя восточную проблему. С этой целью он и предло­жил мир, подкрепив его брачным союзом, отдав свою дочь за Влади­мира Андреевича. Такая позиция Ольгерда станет более понятной, если мы взглянем на его западные проблемы, а именно: постоянную немец­кую опасность. Заключив мир с Москвой, Ольгерд поспешил на свои границы с Орденом, «ходил ратию на немцы, и много зла сотворил Немецкой земле»123.

С одним политическим противником было покончено. С Михаилом Тверским Дмитрий Иванович также заключил временный мирный до­говор. Стороны выжидали. Всем было понятно, что мир с тверским князем вынужденный и временный.

В ЛЕТО 6879 (1371 г.). Весной князь Михаил Александрович по­спешил в Орду, за помощью к Мамаю. Там он получил подтверждение на великое княжение Владимирское и вместе с ярлыком и уже знако­мым нам ханским послом Сары-хожой 10 апреля «поиде со Твери под­ле Волгу»124, намереваясь прибыть во Владимир. Естественно, что Дмитрий Иванович времени даром не терял. Всех подданных от бояр до чёрных людей он подвёл под крестное целование не признавав Михаила Александровича и не пускать его на княжение Владимирс­кое. Но клятва хороша, а клятва, подкреплённая силой ещё лучше. Вместе с братом Владимиром Андреевичем Дмитрий стал у Переяславля, не пуская тверичей во Владимир. Сами владимирцы отказались принимать тверского князя и ханского посла и не впустили их в город. Положение Сары-хожи оказалось очень щекотливым. Он посылает Дмитрию приказ явиться во Владимир к ярлыку, признагь первенство тверского князя На что получает гордый ответ, звучащий как вызов: «К ярлыку не еду, а в землю на княжение Володимерское не пущу, а тебе послу путь чист»125. В этом ответе всё: Владимирское княжение считает Дмитрий своей вотчиной и любое поползновение на него го­тов в корне пресечь. А вот по отношению к ханскому послу ещё про­сматривается двоякость положения. Он и твёрд в своём решении и бо­ится просчитаться, заигрывает с послом. С этой целью он «послалъ къ нему съ великою любовиго звати его къ собе»126. Сары-хожа, чувствуя не столько oтветственность перед тврским князем, сколько ответствен­ность за провал своей миссии, боясь ханского гнева, решается ехать в Москву, чтобы хот ь как-то исправить положение. Из Мологи, где они находились, он отправился к Дмитрию Ивановичу. Было ли в результа­те этого «розмирие» посла с тверским князем, можно лишь предполо­жить Мы знаем только, что в отчаянии Михаил Александрович ушёл с Мологи, разоряя Бежецкий Верх127, а 23 мая отправил из Твери своего сына Ивана в Орду, вероятно, просить помощи у хана.

А посол Сары-хожа был принят в Москве поистине по-царски. Упу­щения, подарки - всё лилось рекой Трудно удержаться от соблазна, и Сары-хожа становится другом и союзником Дмитрия, да так, что пре­подносит в Орде действия московского князя в лучшем для него свете.

Обстоятельства складывались так, что Дмитрию Ивановичу при­шлось самому ехать в Орду. В июне того года большое московское по­сольство во главе с князем тронулось в далёкий путь. До Оки его про­вожал сам митрополит Алексий и, благословив, возвратился в Моск­ву128. В Орде не только заступничество Сары-хожи сыграло главную роль «Многы дары и великы посулы»129 определили то, что Мамай вру­чил Дмитрию Ивановичу ярлык на великое княжение Владимирское. Сохранился любопытный текст, якобы писанный Мамаем Михаилу Алек­сандровичу: «Княжение есмя тебе дали великое и давали те есмя рать и силу посадит и на великом княжении. И ты рати и силы нашей не взял, а рек еси с своею силою сести на великом княжении. И ты седи с кем ти любо, и от нас помощи не ищи!»130. Текст действительно любопытен со многих позиций. Если бы Михаил использовал татарские отряды и с их помощью да при поддержке Литвы с большей вероятностью смог бы укрепиться на Владимирском престоле, победить московского князя. Но это неизбежно привело бы к массовому разорению Руси «татарской по­мощью», что неоднократно уже бывало в предшествующее время и ос­тавило после себя печальную славу. Это ли остановило тверского князя? Сложно разобраться в гамме чувств, что испытывает человек, правитель, когда видит перед собой цель и ищет пути её достижения. Уж не чувство ли боли за свой народ, истерзанную страну предопределило решение гордого тверича?

Московский князь действует иначе. Он практически покупает яр­лык в Орде, щедрым вливанием денег Мамаю и его вельможам, опуты­вая себя долгами, которые в конечном итоге легли на всю Русь. Он дей­ствует, как истинный Калитич. Не в этом ли разные подходы к государ­ственной деятельности у московской и тверской княжеских линий? По возвращении из Орды Дмитрий Иванович ещё больше укрепил своё положение на Руси. И хотя это тяжёлым бременем легло на русский народ, так как «прииде изъ Орды съ многыми длъжникы и бышеть отъ него по городомъ тягость даннаа велика людемъ»131, передача ярлыка Москве способствовала определённой политической стабильности Руси, сохраняла за ней роль лидера. Порукой тому были послы от хана и «татарове многи». Кроме этого, московский князь выкупил в Орде князя Ивана Михайловича Тверского, которого отец отправил к Ма­маю в качестве посла ли, заложника ли. Теперь Орде он был не нужен, а нужен князю Дмитрию. «Даша на нем десять тысящ гривен московс­ких, еже есть тьма гривен»132 - сумма по тому времени действительно огромная. Мамай стремился использовать любые возможности для по­правления своего финансового положения. И княжич Иван оказался заложником в Москве, его поселили в покоях митрополита Алексия и там он находился достаточно долго, пока не был выкуплен.

Первым делом после возвращения из Орды стало для Дмитрия Ива­новича начало военных действий против Твери. И хотя до крупномас­штабных событий не дошло, но и локальные оказались весьма суще­ственными. В ответ на захват территорий, осуществлённый летом Ми­хаилом Александровичем, московский князь отправляет свои войска и захватывает вновь Бежецкий Верх, убивает тверского наместника Ни-кифора Лыгу. Не остаётся в долгу и Михаил. Он посылает «братанича своего» Дмитрия Еремеевича с ратью, и те захватывают г. Кистьму133 принадлежавший ранее Москве. Казалось, вот таким противодействиеям нс будет и конца. Но всё же чувствовалось, что чаша весов неуклон­но склоняется в пользу Москвы. Это почувствовал и кашинский князь Михаил Васильевич. После произошедших событий он разрывает до­говор с Михаилом Александровичем - «съложили целование» и пере­ходит на сторону московского князя. Это ослабило позиции Твери, но не заставило её отказаться от притязаний.

Неожиданно для Москвы возникла ещё одна проблема. Рязанский князь Олег Иванович во время пребывания Дмитрия в Орде заявил о своих притязаниях на город Лопаснь, считая его своей добычей за союз с Дмитрием против Ольгерда. Хотя Дмитрий резонно заметил, что Олег оборонять Москву не пошёл, в то время когда Ольгерд жёг её пригоро­ды, а «стоял только на меже»134. Другими словами, всё участие Олега состояло только в том, что он защищал свои, рязанские, земли от втор­жения Ольгерда. Воспользовавшись походом московской рати на Бе­жецкий Верх, Олег напал на Лопасть и захватил её. Это явилось при­чиной московско-рязанской войны. 14 декабря из Владимира Дмитрий Иванович направляет военные силы во главе с воеводой Дмитрием Ми­хайловичем Волынским на рязанцев и «бысть с ними брань люта и сеча зла» на Скорневцеве (Скорнищеве). Любопытный штрих даёт Ро­гожский летописец: идя на бой, рязанцы убеждали друг друга, что для битвы не нужно ни доспехов, ни оружия, а достаточно только веревки, чтобы вязать москвичей135. Но победа в результате кровопролитнейше-го боя досталась московской рати. Сам Олег Иванович едва спасся с малой дружиной, а в Рязани был посажен союзник Дмитрия Иванови­ча Владимир Дмитриевич Пронский. Правда, побыть ему на рязанском престоле пришлось недолго. Собравшись силами, Олег согнал своего зятя из Рязани и «приведе его в свою волю»136.Но на это действие мос­ковский князь не прореагировал, так как новый год принёс и новые, более важные заботы.

В ЛЕТО 6880 (1372 г.). А начинался новый год с торжеств в Моск­ве. 30 декабря у Дмитрия Ивановича и Евдокии Дмитриевны родился сын Василий, будущий великий князь Московский. И этой же зимой был заключён брачный союз князя Владимира Андреевича и литовс­кой княжны, дочери Ольгерда Елены, прибывшей в Москву ещё летом. Возможно, за одним свадебным столом сидели и Владимир Андрее­вич, и Дмитрий Иванович, и, наверное, сам Ольгерд Гедеминович. Брачный союз скреплял не только семейные узы, но и давал возможность политическому единству. Очевидно, князья клялись в мире и дружбе, в неучастии в военных действиях друг против друга. Но не успели от­греметь свадебные пиры, как вновь военная опасность нависла над Москвой.

Казалось бы, изменившаяся ситуация должна была заставить при­задуматься тверского князя, заставить поверить, что его соперничество с Москвой проиграно. Но не таков был князь Михаил Александрович. С патологической настойчивостью вновь бросается он на земли мос­ковского княжества, выбирая себе новых союзников, желающих по­грабить московские земли.

Сам Михаил Тверской 4 апреля неожиданным штурмом захватыва­ет г. Дмитров, беря с города выкуп, уводя в Тверь eго жителей В это же время его союзники из литовской коалиции в лице князя Кейстутия, брата Ольгерда, Андрея Ольгердовича Полоцкого, князя Витовта Кес-тутьевича, князя Дмитрия Друцкого «и иных многих князей со многи­ми силами»137 осадили город Переяславль. И хотя город взять не уда­лось, был нанесён большой ущерб: выжжены окрестные сёла и посад города, уведено в плен много людей. Кто входил в «иных многих» ис­точники не сообщают. Пограбив Дмитров и Переяславль, эти две воен­ные силы соединились и совместно осадили Кашин. Этот удар был особенно важен для Михаила Александровича. Им он заставил своего двоюродного брата отказаться от союза с Москвой и принять крестное целование в свою пользу. Но и на этом союзники не остановились. Был захвачен город Торжок, важный торговый и стратегический пункт, узел постоянных противоречий Москвы, Твери, Новгорода. Михаил Алек­сандрович посадил в городе своего наместника и установил там свою власть.

Захват Торжка ещё больше раскручивает спираль событий. Извест­но, что новгородцы не смирились с потерей и, как только узнали о по­ражении, сразу же отправили большой отряд отвоевать город. Им это удалось, но, прекрасно понимач, чю Михаил Тверской на этом не оста-новится, стали укреплять город. Михаил Александрович не замедлил предпринять ответные действия и 31 мая «ста под градом Торжком»г'8. Попытка мирным путём уладить конфликт, предпринятая тверским князем, не увенчалась успехом. Новгородцы и жители Торжка, «похвалившсся силою своею и мужьством»139, решили биться с врагом. И вот здесь они допускают очень важную тактическую ошибку. Вместо того, чтобы отсидеться за стенами города и дождаться новгородской и московской помощи, они вышли биться из города. А в открытом бою тверчане были значительно сильнее. Страшный разгром учинили они новгородцам. В числе убитых упоминаются посадник Александр Аба-кумович, новгородский тысяцкий Иван Тимофеевич, кроме них, Иван Шахович, Григорий Щебелкович, Тимофей Данилович, Михайло Гряз­ной, Денис Вислов и многие другие140. Разгром довершился тем, что загорелся посад, и ветер перекинул огонь на город. Пожар в городе был страшен. В страхе и смятении бежали люди из города, гибли в реке, падали под ударами тверичей. попадали в плен. Страшна участь тех. кто не покинул юрод. Многие из них сгорели на улицах, некото­рые искали спасения в церкви Спаса и там задохнулись. Поражение новгородцев было полным.

Не помогла свадьба Владимира Андреевича на Елене Ольгердовне, не внесла она доброго мира, не установила на измученной ратью земле спокойствия Что-го источники тут не доюваривают. Как-то не укла­дываются в логическую цель действия Ольгерда Гедеминовича. Либо брачным союзом хотел он разбить московский блок и привязать Вла­димира Андреевича к Твери и Литве, либо хотел прочного мира, но неожиданные обстоятельства, неизвестные нам, заставили взяться за меч и идти вновь на Москву? И опять инициатива исходила, очевидно, от тверского князя. Вновь уговорил он своего шурина в поход на Мос­кву.

12 июня у Любутска встретились противники. С одной стороны, Оль-герд и Михаил, с другой стороны, Дмитрий с «многою силою». Закаляли военные походы молодого московского князя, давали столь необходи­мый опьт, появлялась уверенность в собственных силах. В первом же бою московские войска разбили сторожевой полк Ольгерда. Это пора­жение вызвало замешательство в литовском войске, «бысть замятия в литовской рати»141, так что Ольгерд  не решился предпринять ответный Удар. Противники расположились по обе стороны большою oвpaга, не решаясь напасть друг на друга. Такое противостояние продолжалось несколько дней, итогом которого явилось перемирие, заключённое вою­ющими сторонами.


Поражение Ольгерда и Михаила немедленно сказалось и на состоя­нии протверской коалиции. Первым вновь от нее откололся Михаил Васильевич Кашинский Он сложил своё крестное целование тверско­му князю и поехал в Москву к Дмитрию Ивановичу, а оттуда - в Орду Скорее всего, он рассчитывал при помощи хана утвердиться в Кашине, получить ярлык на владение им. Хотя поддержка Орды могла быть, скорее, номинальной, так как начался очередной виток «замятии» и «мнозии князии ординския между собою избиени быша, а татар бес­численно паде»142

В ЛЕТО 6881 (1373 г.). От «замятии» выиграл опять Мамай И пер­вым его мероприятием был стремительный поход на Рязань Вновь пограничное рязанское княжество подвергалось страшному разорению Великий князь Дмитрий Иванович не пошел па помощь Олегу Ивано­вичу Рязанскому, помня обиду за Лопаснь. Но он предпринял все меры, чтобы не допустить ордынцев на земли Московского княжества По­граничной рекой была Ока Все свои силы князь Дмитрий сосредото-чил на данном рубеже На помощь ему спешил Владимир Андреевич, который после битвы у Любутска находился в Новгороде. Все лето бра­тья стояли на Оке, прикрывая свои южные рубежи Мамай не рискнул выступить против них

Этот год можно характеризовать как переломный. И дело не столько в изменившихся московско-тверско-литовских, московско-ордынских отношениях, сколько в изменившейся позиции самого князя Молодой князь московский крепко встал на ноги Его княжество, преодолевая одну за другой пpeграды, уверенно идет в водовороте поли гики, одер­живая последовательно одну за другой дипломатические победы. В конце года был заключён мирный договор между Москвой и Тверью Условия его нам не известны, сохранилось лишь итоговое решение Московский князь отправлял из плена в Тверь сына Михаила Алексан­дровича Ивана, а тверской князь свёл всех своих наместников «И бы-шет тишина и отъ оузъ разрешение христианомъ и радостию вьзрадо-валися, а врази ихъ облекошася въ студь»143 с умилением отмечают летописи Хотя до тишины было еще далеко, Михаил срочно укрепля­ет Тверь, приказав выкопать ров и насыпать вал около города Проис­ходит и новая перестановка сил. Умирает Михаил Васильевич Кашин­ский, а его сын Василий вновь заключает договор с Михаилом Александровичем «вдашась в волю его» Вновь, по существу, «нулевой ва­риант» в московско-тверских отношениях По всему видно стороны не удовлетворены существующим состоянием, копят силы, выжидают благоприятного момента Едва завершилась одна война, как в воздухе витает другая

В ЛЕТО 6882 (1374 г.). Но оставим на время военные действия и посмотрим на события другого характера проблемы русской митро­полии Тем более, что в начале этого года на Русь прибыл посол Кон­стантинопольского патриарха Киприан (будущий митрополит всея Руси). Легописи необычайно скупы в описании этого события, фикси­руя лишь сам факт встречи Киприана и Алексия в Твери и Переяслав-ле144 не объясняя сути дела Между тем обстоятельства, определив­шие прибытие патриаршего посла, были очень важными и значитель-ными как для судьбы русской митрополии, так и для самой Руси.

В силу ли обстоятельств, в силу ли каких-то черт характера, но Алек­сий более был московский митрополит, чем поводырь всей православ­ной русской земли За всеми его действиями угадывается забота лишь о московских землях в ущерб всем остальным Он, как один из руково­дителей московского правительства, медленно и верно укрепляет Мос­ковское княжество, может быть, порой жертвуя интересами всей мит­рополии И трудно сказать, что больше оказывает влияние завет вели­кого митрополита Петра, увидевшего в Москве центр русского право­славия, интересы московского боярства, защищающие экономические интересы Москвы, или отцовская любовь к юному отроку — московс­кому князю — и поставленная перед собой задача выпестовать, под­держать, сделать из него великого князя Наверное, и то, и другое, и третье Через Алексия Дмитрий впитывает азы сложной науки управ­ления, учится умению лавировать, выжидать, уступать, если надо, но на время, а затем принимать единственно правильное решение Алек­сий для Дмитрия не только отец, духовный наставник, но и поводырь, особенно в начале жизненного пути, в сложном мире житейских и кня­жеских проблем И какие бы действия не предпринимал па первых порах московский князь, за всем чувствуется продуманность Алексие-вых решений. Так было и в решении проблем с Нижним Новгородом, русско-литовской войне, московско-тверских отношениях И если го­сударственные вопросы решались более-менее целенаправленно и с определённой подвижкой вперёд, то проблемы русского православия, сохранения единства русской митрополии всегда оставались под угро­зой. И здесь, ещё раз повторимся, Алексий порой выступает не как рус­ский митрополит, отвечающий за всё русское православие, а как мос­ковский правитель. После киевского плена он практически не зани­мался делами Юго-Западной Руси, сосредоточив всё своё внимание на Северо-Восточных княжествах. За это он получает резкое внушение со стороны патриарха Филофея: «...ты заботишься не о всех христианах, обитающих в разных частях Руси, но утвердился на одном месте (т.е. в Москве), все же прочие (места) оставил без пастырского руководства, без учения и духовного надзора...»145. Всё это приводит к расколу рус­ской митрополии. Мы помним стремление Ольгерда обособить рус­ско-литовскую православную церковь от власти Алексия. Создание русско-литовской митрополии во главе с Романом подлило масла в огонь противоречий внутри русской церкви. И даже смерть в 1361 г. Романа и попытка Ольгерда примириться с Алексием путём признания того мит­рополитом всея Руси не увенчалась успехом. Главным препятствием было то, что Ольгерд ставил условие, что объединение русской церкви под эгидой Алексия возможно лишь, если Алексий будет жить в Киеве, а не в Москве. На это московский митрополит не пошёл, дав тем са­мым новый толчок центробежных устремлений.

В 1371 году польский король Казимир добивается в Константино­поле открытия для завоёванных им галицко-волынских земель особой митрополии. Узнав об этом, вновь обращается к константинопольско­му патриарху Ольгерд с просьбой об отделении митрополии и назначе­нии другого митрополита: «дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород»146.

В условиях, когда обширные православные епархии подпали под власть мусульман, а католичество упорно наступало на западные зем­ли, кризис на Руси не мог не вызывав беспокойства константинополь­ского патриарха Филофея. Он пишет послания к Алексию с требовани­ем обратить внимание на западные епархии, к Ольгерду - о необходи­мости обеспечения свободного проезда митрополита по литовским зем­лям. А затем с миротворческой миссией на Русь посылается болгарс­кий иеромонах Киприан. Он должен был помирить русских князей, внести мир в русско-литовские отношения, в конечном итоге - укре­пить русскую митрополию. И поначалу всё складывалось по константинопольскому сценарию. Мы видим, как успешно и патриарший по­сол, и русский митрополит ведут совместную деятельность. Сначала в Твери был поставлен епископом Евфимий (Ефим), а затем Киприан и Алексий вместе едут в Переяславль147. Возникает только вопрос, поче­му Киприан не приехал сразу же в Москву, где находился митрополит, а оказался в Твери? И именно туда, в вотчину врага Москвы, вынужден был ехать Алексий. Всё это не могло не вызвать раздражения Дмитрия Ивановича. И даже возможная встреча в Переяславле московского кня­зя и посланника патриарха  не помогла снять напряжение. Трудно про­гнозировать, как развивались бы дальше события, связанные с мирот­ворческой деятельностью Киприана, если бы не московско-тверская война, вспыхнувшая на следующий год. Она не только внесла вражду между Киприаном и Алексием, но и круто изменила позицию самого Киприана. Но это будет потом, а пока, покончив с делами на Руси, Кип­риан выехал в Литву, чтобы и там разобраться с церковными делами. А в это время на Руси события приобретают всё более тревожный харак­тер.

«А  князю великому Дмитрию Московьскому бышеть розмирие съ Toтapы и съ Мамаемъ»148 Что стоит за этими словами и в чём причина «розмирия», летописи не говорят и остаётся только догадываться. С 1372 года над всей Ссверо-Восточной Русью довлел тяжёлый «ордынский, выход», дань Мамаю, которую обязан был собирать Дмитрий Иванович за полученный ярлык на великое княжение. Очевидно, чтобы укрепить свои позиции, московский князь вначале исправно платит эту дань, но уже в следующем 1373 году мы видим, что Дмитрий вывел свои войска против Мамая, а стало быть, либо отказался от выплаты дани, либо вып­лачивал её в меньшем количестве. А в 1374 году дело дошло до «розми­рия». Этому способствовало и то, что Мамай потерпел поражение от Черкеса и потерял Сарай ал-Джедид149. Вероятно, он требовал выплаты дани и для этого послал на Русь своего посла Сары-Аку (в русских лето­писях Сарайку) в сопровождении тысячи конных всадников. Посольство прибыло в Нижний Новгород. И здесь случилось для ордынцев непред­виденное. Новгородцы не только отказались принять посольство, но и перебили часть ордынцев, а другую вместе с послом захватили в плен. Бесспорно, такие действия нижегородцев и их князя Дмитрия Констан­тиновича могли осуществляться только с ведома московского князя. Толь­ко чувствуя защиту со стороны зятя, мог пойти на подобные действия нижегородский князь. Русь как бы объявляла конфронтацию Мамаю. Но для открытой борьбы нужно было ещё время: необходимо укреплять рубежи своего княжества, укреплять союзнический блок.

Князь Владимир Андреевич на южной границе московского княже­ства заложил город Серпухов, при этом, чтобы привлечь больше лю­дей для заселения этого опасного края, «даде людям и всем купцем ослабу и льготу многу»150. С этой же целью он основывает в Серпухове и монастырь, честь закладки которого принадлежит Сергию Радонеж­скому. Именно его, «чюднаго старца оумоливъ»151, попросил Владимир Андреевич выбрать место для монастыря и своими руками заложить основу. Это имело далеко идущий смысл. Слава Сергия, разошедшаяся по Руси, состояла не только в глубокой религиозной нравственности, но и в подвижничестве, в неустанном труде. Создавая сам или через своих учеников монастыри в удалённых уголках страны, он способ­ствовал укреплению в них русского православного духа, за счёт кото­рого происходило и укрепление государства. Сергий пришёл из Радо­нежа в Серпухов, сам выбрал место, «где прилично быти манастырю»152, и своими руками заложил монастырь во имя Пречистой Богородицы. И мощный оборонительный форпост, и крупный православный очаг возникли на реке Оке на пограничных рубежах с Ордой.

С именем Сергия связано еще одно важное событие, произошедшее в этот год на Руси. 26 ноября у Дмитрия Ивановича родился третий сын Юрий. Произошло это в Переяславле. Туда, под сень монастырей, под защиту старых святынь, отправил московский князь свою жену Евдокию Дмитриевну. Порадоваться за счастливых родителей, полю­боваться внуком приехал Дмитрий Константинович с великой княги­ней и все многочисленные родственники. Крестил младенца сам Сер­гий Радонежский. К этому торжеству было приурочено ещё очень важ­ное событие: съезд князей. На крестины, на торжества, а вместе с тем и для решения накопившихся политических вопросов съехались почти все князья, подвластные московскому князю153. Съезд князей в Переяс­лавле - событие исключительной важности. Впервые за долгое время на Руси собираются князья для совместного решения назревших про­блем, хотя о составе съезда и обсуждавшихся вопросах летописи упор­но молчат, но это и понятно, так как принятые решения не подлежали широкой огласке. Но анализируя последующие события и проводя ло­гическую связь с предшествующими делами, можно сделать вывод, что главный вопрос съезда состоял в создании промосковской коалиции для решения ближайшей задачи - борьбы с Тверью. Но и была ещё одна задача, как бы перспекгивная — борьба с Ордой. После «розми-рья», после нижегородских событий крупная война с Ордой, Мамаем стала неотвратимой. Но сначала нужно обеспечить себе тылы - раз­громить тверского князя. Участие Сергия благословляло русских кня­зей на достижение этих целей.

Среди событий этого года выделяются ещё два очень важных мо­мента. В то время, когда идёт кропотливая работа по консолидации русских сил, на Волге вновь разбойничают новгородские ушкуйники. На 90 ладьях они пограбили Вятку, взяли город Булгары, жители кото­рого, откупившись за 300 рублей, спасли город от сожжения. После эгого произошло разделение разбойников. Одни в составе 50 лодок пошли вниз к Сараю, другие — вверх по Волге. Последние дошли до Обухова, пограбили всё Засурье, а затем сожгли свои суда и пошли к Вятке на конях, всё на своём пути грабя и сжигая.

В Москве за одним, хоть и печальным, но всё же для истории не так и значительным событием грядут большие перемены. 17 сентября уми-paeт Василий Васильевич Вельяминов, «последний тысяцьскый»154. Вельяминовы принадлежали к старой родовитой боярской знати, в те­чение нескольких поколений удерживающих за собой один из ключе­вых постов- пост  тысяцкого. Эта должность в средневековой Москве, а равно как и в других городах Северо-Восточной Руси, была одной из самых ключевых. Тысяцкий командовал ополчением, ведал судебной расправой над городским населением, распределением повинностей, торговым судом155 Хотя он и назначался князем, но постепенно эта должность становится наследственной. Так и в Москве этот пост нахо­дился в руках знатнейших бояр Хвостовых и Воронцовых-Вельямино­вых156 C.B. Веселовский отмечает157, что ещё при Иване Даниловиче чысяцким стал Прогасий Вельяминов. Затем по наследству его долж­ность передалась сыну Василию, а при Семёне Гордом — его внуку Ва­силию Васильевичу. Ранняя смерть Семёна Гордого в 1358 г. привела на престол удельного князя Ивана Ивановича, который попытался по­садить в «администрацию» Москвы своих людей (оказавшись случай­но на престоле, Иван Иванович явно неудобно чувствовал себя в окру­жении бояр брата). Он назначает на должность тысяцкого Алексея Пет­ровича Хвоста, одно время находившегося в опале у князя Семёна Ивановича. Это стало началом открытой борьбы за власть. В феврале 1357 г. состоялся боярский заговор, одним из инициаторов которого был от­вергнутый претендент на пост тысяцкого Василий Васильевич Велья­минов. При загадочных обстоятельствах «оубиение же его дивно нека-ко и незнаемо, аки ни отъ кого же»158, убивают Алексея Петровича Хво­ста. И хотя летописи говорят, что неизвестно кем он был убит, дело раскрылось довольно быстро. Не объясняя мотивов убийства, летопи­сец сравнивает это дело с заговором Кучковичей против Андрея Бого-любского, и, очевидно, читателю того времени было достаточно ясно, о чём и о ком идёт речь. Участники заговора в срочном порядке с «же­нами и з детьми» отъехали в Рязань, а оттуда в Орду. Лишь только вме­шательство митрополита Алексия, ездившего в 1357 году в Орду, веро­ятно, специально для примирения, способствовало возвращению бе­женцев в Москву. Но заняли они ключевые позиции далеко не сразу. Лишь только со смертью Ивана Ивановича В.В.Вельяминов вновь зах­ватывает ведущие позиции, становится тысяцким. Своё положение при молодом великом князе он стремится упрочить и брачными узами. В январе 1367 г. Дмитрия Ивановича женят на Евдокии, дочери Дмитрия Константиновича Нижегородского, старшая дочь коюрого Мария вы­ходит замуж за Николая Васильевича Вельяминова. Образуется некий родственный альянс. Василий Васильевич Вельяминов в начальный момент правления Дмитрия играл очень большую роль в правитель­стве Москвы. Вместе с Алексием, ещё несколькими боярами они дер­жали курс Москвы, определяя её политику. Сосредоточив в своих ру­ках значительную власть, Вельяминов опекал, пестовал молодого кня­зя, а вместе с тем создавал задел для власти своих сыновей, всей фами­лии. Перечить старшим (В.В.Вельяминову, Алексию...) Дмитрий не мог, но постепенно, по мере взросления такое положение стало тяготить великого князя В 24 года, конечно, наступает время принятия само­стоятельных решений, нежелание делить власть Со смертью Василия Васильевича Вельяминова в Москве наступают большие перемены.

В ЛЕТО 6883 (1375 г.). В Нижнем Новгороде собьтия развиваются с калейдоскопической быстротой. Мы помним, что новгородцы захва­тили в плен Сары-хожу (Сарайку) - посла Мамая. Сколько с ним оказа­лось в тот момент людей, мы не знаем. Бесспорно, они находились под пристальным присмотром людей князя. 31 марта нижегородцы реши­ли разъединить посла от его дружины и поместить их в разных мес­тах154, но где-то просчитались: в численности ли охранников, не учли ли силу и отчаяние захваченных, только пленники вырвались и побе­жали на епископский двор. Случайно или нет, они искали защиту под сенью церковной власти, судить трудно. Очевидно, захватили оружие и стали держать оборону двора от окруживших их нижегородцев. На­чался штурм. В результате его ордынцы многих людей ранили, кое-кого убили. Епископ Дионисий пытался решить этот конфликт миром, но ордынцы начали стрелять и по нему. Одна из стрел попала в него, и только прочная мантия епископа да Божья помощь, как отмечает лето­писец, спасли его Разъярённая толпа перебила всю Сары-хожеву дру­жину вместе с самим послом. Убийство посла —тяжкий грех. И вряд ли нижегородцы пошли бы на ото, не чувствуя общего настроя русских княжеств.

Как раз в эти дни в Переяславле проходил новый съезд князей160. Так же, как и по поводу предыдущего съезда, летописи хранят полное молчание. Очевидно, на нём обсуждалась программа совместных дей­ствий против Твери и определялась общая политика по отношению к Орде. Все события, происходившие в этот год, говорят в пользу такого предположения.

Получив известие о событиях в Нижнем Новгороде, Мамай был взбе­шен. Он сразу же отправил отряды в Запьянье, которые взяли и сожгли город Киш, убив боярина, вероятно, посадника нижегородского Пар-фения Фёдоровича, разорили всю местночсть, многих людей убили или увели в плен. Но этот поход был лишь выходом эмоций, всплеском зло­бы на свершившееся. Наказание нижегородского княжества за содеян­ное было ещё впереди. Московский князь не смог обеспечить отпор ордынцам, так как все в это время велось к крупномасштабной войне Москвы и Твери. Причём не столько этих княжеств. сколько коалиции: промосковской и протверской. Нужна была искра, взорвавшая собы­тия, повод к началу войны. И таковой не заставил себя долго ждать.

В начале Mapтa «о Великом заговенье побежал с Москвы во Тверь Иван Васильев сын тысяцкого, внук Васильев, правнук Вельяминов, да с ним Некомат сурожанин со многою лжею и льстивыми словесы ко князю Михаилу тверскому»161. Это событие теснейшим образом связа­но с прошедшими в Москве событиями. Со смертью Василия Васильевича Вельяминова Дмитрий Иванович упраздняет должность тысяц­кого. Одно дело - смирение перед старшими, другое - нежелание де­лить власть со своими сверстниками. И Дмитрий Иванович этим ша­гом концентрирует в своих руках всю полноту власти. Этим самым он порождает конфликт с претендентом на должность тысяцкого Иваном Васильевичем Вельяминовым. Конфликт носил жёсткий характер, ина­че бы не бежал Иван к заклятому врагу Дмитрия Ивановича Михаилу Александровичу Тверскому. На что рассчитывал беглец? Посвященный во все планы Иван Васильевич, конечно, знал, что войны между Моск­вой и Тверью не избежать. Он надеялся на поражение Дмитрия Ивано­вича, в случае чего он при помощи Михаила Александровича получал бы пост тысяцкого в Москве. Вместе с Иваном Васильевичем Велья­миновым в Тверь бежал некий Некомат Сурожанин, видный московс­кий купец. Прозвище Сурожанин выдаёт, что он был либо из Сурожа, города в Крыму, либо держал в своих руках торговлю с генуэзскими колониями в Крыму, а оттуда с Европой и странами Востока. Не это так важно. Главное другое: предстоящий разрыв с Ордой задевал интере­сы крупных купцов, торговавших с югом через ордынские владения, что вызвало их раздражение и недовольство политикой московскою князя. Война с Ордой - для них крах, громадные убытки, с чем, есте­ственно, примириться оние могли

Тверской князь Михаил Александрович с удовольствием принял беглецов, более того, направил их в составе посольства в Орду к Ма­маю. Объяснить это просто. Во-первых, из уст москвичей Мамай мо­жет убедиться в отколе от него Дмитрия Ивановича, во-вторых, вос­пользовавшись этим, добит ься ярлыка на великое княжение для тверс­кого князя и поднят ь Орду в поход на Москву в союзе с Тверью. Отпра­вив посольство, сам Михаил Александрович отправился в Литву зару­читься поддержкой Ольгерда и «тамо побывъ въ Литве мало время при-еха въ Тферь»162. Ждать осталось немного. 13 июля из Орды возвратил­ся Некомат вместе с ханским послом Ачи-хоже, привезя в Тверь князю Михаилу ярлык на великое княжение Владимирское163. Михаил Алек­сандрович, «ни мала не пождавъ"164, разрывает союз с Москвой и сразу же посылает свои войска на Торжок и Углич, захватывает их и садит в них своих наместников. Война началась.

Обобщим силы воюющих сторон, союзных блоков. На стороне Тве­ри, её союзником выступают литовский князь Ольгерд, ордынский хан Мамай. А что Москва? Москва сумела выставить против тверского князя громадную коалицию - почти всех князей Северо-Восточной Руси. В результате двух съездов (в Переяславле в ноябре 1374 и марте 1375 гг.) была принята программа действий против тверского князя под главен­ством Москвы и первая программа общерусских действий против Лит­вы и Орды. И московско-тверская война стала первой репетицией об­щерусских объединённых сил.

Местом сбора войск был назначен голок. «И ту приидоша к нему вси князи рустии»165 В походе, помимо Дмитрия Ивановича, участво­вали: его тесть Дмитрий Константинович Суздальский с братьями сво­ими Борисом Константиновичем Городецким и Дмитрием Константи­новичем Ногтем и с сыном своим Семёном; двоюродный брат Влади­мир Андреевич; ростовский великий князь Андрей Фёдорович и его племянники удельные ростовские князья Василий и Александр Кон­стантиновичи; великий князь ярославский Василий Васильевич и млад­ший его брат, владелец ярославского удела Роман; белозерский князь Фёдор Романович; кашинский князь Василий Михайлович, владелец удела в тверском княжестве и переметнувшийся на сторону Москвы накануне событий, моложский князь Федор Михайлович; стародубс-кий князь Андрей Фёдорович; брянский князь Роман Михайлович; но-восильский князь Роман Семёнович; оболенский князь Семён Констан-, тинович; тарусский князь Иван Константинович; смоленский князь Иван Васильевич «и инии князя со всеми силами своими»166. Кто вхо­дил в состав «инии князи», судить очень сложно. Важнее, кто не вхо­дил и почему. Мы не видим рязанского, пронского и муромского кня­зей, военных сил Новгорода и Пскова. Относительно Пскова сказать, почему они отсутствовали, затруднительно. Возможно, нежелание ссо­риться с Ольгердом заставляло их отказаться от общерусского похода. Новгородцы сначала заколебались, а затем послали свои полки непос-редстзенно под Тверь и участвовали в осаде города167. Роль южнорус­ских княжеств была, очевидно, иной Являясь пограничными с Ордой, они вынуждены маневрировать, чтобы избежать погрома 1373 года, учи­нённого Мамаем рязанскому княжеству, и в то же время проявлять ло­яльность к московской группировке. Можно предположить, что в ре­шениях княжеских съездов им было предопределено прикрывать с юга оголённые русские земли от возможности удара Мамая. Таким обра­зом, мы видим, что союзная Москве рать оказалась очень внушительной и на редкость единодушной. Ну, а что же её противники? События показали, что на помощь Твери в открытую не рискнули вступить ни Ольгерд, ни Мамай.

Первым принял на себя удар союзных войск г. Микулин. 1 августа он был взят штурмом, жители его были пленены. 5 августа объединён­ные войска пошли к Твери. Город был достаточно хорошо укреплён, из летописи мы знаем, что Михаил Алексеевич дважды в 1369 и в 1373 годах обновлял крепостные стены. Вот почему к осаде города необхо­димо было подготовиться основательно. 8 августа «приступйлъ всею ратию къ городу, туры прикатили и приметь приметали около всего города. Тако и пошли бьяся къ Тмацькимъ воротамъ, мостъ зажьгли»168. Однако первый штурм был отбит, и окрылённый Михаил сделал удач­ную вылазку из города, посёк и пожёг туры и отогнал москвичей от крепости. Не взяв город штурмом, Дмитрий Иванович окружил Тверь, обнёс её острогом и приступил к планомерной осаде. В то время, как силы Москвы всё прибывали, надежда на помощь Твери со стороны Литвы и Орды всё угасала. Ольгерд, узнав о силах, собравшихся про­тив Михаила Александровича, просто не рискнул прорваться к Твери и отступил169. Почти месяц князья осаждали Тверь. За это время взяли города Зубцов, Белгорад, «учинивъ всю Тферьскую область пусту и огнемъ пожеглъ, а люди мужа и жены и младенца въ вся страны разве­ли въ полонъ»170.

Разорение Тверской земли было полным. Не дождавшись помощи, обманутый союзниками Михаил запросил мира. Своеобразными пар­ламентариями выступили владыка Евфимий, старейшие и нарочитые бояре. 1 сентября ] 375 года Дмитрий Иванович и Михаил Александро­вич заключили мирный договор. До нас дошёл текст данного соглаше­ния171. Основные положения данного документа сводятся к следующе­му. Признаётся безоговорочная победа промосковских сил. В результа­те чего Михаил Тверской называет себя младшим братом Дмитрия Ивановича. Он обязан находиться в союзе и мире со своими союзными Москве князьями. В случае военных действий Дмитрия Ивановича или Владимира Андреевича тверской князь должен лично принимать учас­тие в их походах; если посылаются воеводы, то и он должен послать воевод для совместных действий. Михаил Александрович обязуется при­знавать законное право Москвы на великое княжение Владимирское, на Новгород и не пытаться ни ему, ни его детям, ни племянникам добиваться ярлыка. Особый блок касается взаимоотношений с Ордой. В случае победы татар, когда они могут предлагать и ярлык, и земли московские, тверской князь должен от этого отказаться, так же как и московский князь отказывается претендовать на тверские вотчины. В случае похода татар на одну из сторон другая обязывалась оказывать полную помощь и под­держку. Договором разрушался союз тверского князя с Ольгердом и его семейством. Более того, в случае похода литовцев на Москву, либо на союзное ей Смоленское княжество, либо на какого другого союзника Москвы Михаил Александрович должен был биться против своего быв­шего союзника. В случае нападения на него Литвы промосковская коа­лиция обязывалась оказывать Твери полную поддержку. Специальная статья определяла статус Кашинского княжества. Оно объявлялось вот­чиной Василия Михайловича, независимой от Твери В случае военного похода Твери на Кашин на сторону последнею вступала Москва. Особо оговаривалось положение Новгорода и Торжка, из-за влияния на кото­рые возникло так много кризисных явлений. Право владения ими зак­реплялось за Москвой, как и было по «старине» при прежних правите­лях московских. Михаил Александрович обязался вернуть всё награб­ленное в результате захвата Торжка у людей великого князя и Новгоро-да. Особо оговаривалось имущество перебежчиков В.Вельяминова и Некомата. «А что Ивановы села Васильевича и Некоматовы, и в ты села тобе ся не въетупати, а имъ не надобс, те села мне»172 — такова расплата за предательство. Существовал ещё ряд пунктов, регламентирующих многие стороны взаимоотношений двух княжеств. «А целования не сло­жите и до живота»17', т.е. «докончание» действовало до самой смерти договаривающихся.

Как видим, итогом московско-тверской войны была безоговорочная победа сил объединённого союза Северо-Восточных княжеств под эги­дой Москвы. А что же союзники Твери - Ольгерд и Мамай? Неужели они просто так восприняли поражение Михаила и не прореагировали на него? Реакция, естественно, была, но не такая, как хотелось бы твер­скому князю. Татары повторили сокрушительный поход в Запьянье, мотивируя eго: «Почто сетя ходили ратию на князя Михаила Тверско­го»171. Разорённая перед этим многострадальная земля не смогла ока­зать должного сопротивления, а помощь от великого князя поспеть, очевидно, не смогла. «И всю землю Новагорода Нижнего поплениша, и со многим полоном возвратишась во Орду»175.


В начале декабря 1375 года войска Мамая разорили земли другого союзника Москвы, новосильского князя Романа Семёновича176. На боль­шее Орда, вероятно, в то время была не способна. Интересно, что Ря­занское княжество оказалось нетронутым. Результат ли это хитрой дип­ломатии князя Олега Ивановича, или концентрация больших военных сил в княжестве, способных дать отпор — сказать трудно, не исключе­но, что и то, и другое.

Осенью ответные действия предпринял Ольгерд. Объектом его на­падения стало Смоленское княжество. Мы помним, что против Твери принимал участие один из удельных смоленских князей Иван Василь­евич. Очевидно, военные действия в первую очередь велись против него. Так или иначе, но в результате этого похода Смоленское княже­ство опять оказалось в сфере влияния Литвы. Ольгерд свою верность союзническому долгу с Тверью продемонстрировал и косвенным пу­тём. В Твери состоялось венчание сына Михаила Александровича, Ивана, на дочери брата Ольгерда Кестутия, Марье. Перед этим епис­коп Евфимий крестил её в православии. Этот брак ещё больше подчёр­кивал партнёрство, пусть и покорённой, но всё же союзной Литве Тве­ри.

И ещё одно событие сильно омрачило 1375 год. В то время, когда почти все князья русские осаждали Тверь, когда на помощь им прибы­ли и отряды новгородцев, «въ то время пришедше Новогородци Вели-каго Новагорода ушкуиници разбоиници 70 ушкуевъ, а старейшина у нихъ бяше именем Прокопъ, а другыи Смолнянинъ, и пришедше взя-ша градъ Кострому»177. Воевода, он же наместник Костромы Плещеев, показал себя не только неопытным военным, но и просто трусливым человеком, из-за действий которого и потерпели поражение костроми­чи. Новгородцев было где-то с полторы тысячи человек, а горожан, готовых защищать свой город, было более 5 тысяч. Ушкуйники приме­нили военную хитрость, разделив надвое своё воинство- одна часть ударила в лоб костромичам, а другая незаметно, «втаю», обошла сра­жающихся и ударила горожанам с тыла. И здесь вместо того, чтобы организовать правильно бой, воевода Плещеев «убоявся» и, бросив рать. убежал с поля боя. Этим самым была вызвана паника и неразбериха. «Костромичи же, видевше то, и не бившеся и побегоша и мнози ту на побоищи побиени быша и падоша, а друзии по лесомъ разбегошася, а иных живыхъ примаша и повязаша»178. Кострома лежала беззащитная перед разбойниками. Дикому погрому, продолжавшемуся целую неде­лю, был предан город. Даже сегодня, через столетия, трудно спокойно читать о тех злодеяниях, что творили ушкуйники. А мог ли бесстраст­но описывать эти события современник-летописец? И главная боль — ведь это же свои, православные. Смерчем прошли ушкуйники по Вол­ге. Та же участь ждала и Нижний Новгород. «Много полона взяша мужъ и жеиъ и девиць и град зажгоша»179. В городе Булгары весь христианс­кий «полон» был продан. Безнаказанность лишает людей рассудка и, в конечном итоге, губит. Ушкуйники «поидоша въ насадехъ по Волзе на низъ къ Сараю, гости христианьскыя грабячи, а Бесермены биючи, и доидоша на усть Влъгы близъ моря града некоего именем Хазиторока-пя и тамо изби я лестию Хизотороканьскыи князь именем Салчей. И тако вси безъ милости побиени быша и не единъ отъ нихъ не остася, а имение ихъ се взяша Бесерменове. И тако бысть кончина Прокопу и его дружине»180, - подводит итог летописец.

Московско-тверская война была высшим пиком развития ситуации 70-х годов XIV века. И дело ведь не только в покорении сепаратистс­ких тенденций тверского князя, в его тщетных потугах объединения Руси под своей властью. Коалиция Ссверо-Восточных княжеств под главенством самого преуспевающего московского сделало первую про­бу, репетицию общерусского выступления, и противник был опреде­лён ещё задолго - Орда. Русь копила силы. Русь проводила репетиции совместных действий. Было бы неправильным утверждать, что заклю­чённый княжествами союз представлял нечто монолитное и единое целое. Многие князья преследовали лишь свои, узкокорыстные инте­ресы и в любой момент, как только изменяется ситуация, могли «от­почковаться». Непрочность таких союзов видна хотя бы на примере Рязанского княжества, которому волею судеб приходилось ходить по лезвию ножа, лавируя между враждующими сторонами. Непрочность договоров, союзов мы видим на примере тверского князя, когда чуть только изменяются события, и рушатся договоры. Но первый шаг сде­лан. И жизненность образовавшегося союза Северо-Восточных кня­жеств проявляется не столько в победе над Тверским князем, сколько в создавшейся совместной силе, против которой не рискнули в откры­тую выступить ни Литва, ни Орда, предпочтя грабительские наскоки, Наскоки отчаяния и злобы. А что же Русь? В обстановке, когда держать постоянно объединённую армию разных княжеств было невозможно, когда 3 сентября были распущены войска, оставалось тоже отвечатьь лишь отдельными ударами «за обиду».     

В ЛЕТО 6834 (1376 г.). В этом году Дмитрий Иванович ожидал воз­можно более крупного нашествия Литвы и Орды. Не исключено, что между княжествами постоянно курсировали гонцы «да буде готовы». Люди жили в напряжении, в ожидании решительных схваток. Москов­ский князь выслал за Оку сторожевое войско, «остерегаяся рати татар-ския от Мамая»181, с целью следить за всеми передвижениями сопер­ника и в случае дать знать на Русь. А Владимира Андреевича Дмитрий послал на западные границы к городу Ржеву. «Он же, стояв у града три дни (в Рогожском летописце ри недели. - В.Е.), посад позже, а града не взя»182 Стратегическая цель данного похода состояла не только во взятии города, но, прежде всего, в установлении сторожевой службы по отношению к Ольгерду.

Достаточно сложным оставалось положение на восточных рубежах, в Нижегородском княжестве. Подвергаемое постоянным набегам, ра­зорённое и униженное, оно требовало более решительной защиты и снятия угрозы нападения. Своеобразным форпостом Орды в данном регионе был город Булгары. Именно на пего и направил свой удар мос­ковский князь. Для этого была послана дружина под командованием опытного воеводы Дмитрия Михайловича Волынского. По дороге к ним присоединились отряды Нижнего Новгорода под началом сыновей Дмитрия Константиновича - Василия и Ивана, «а съ ними бояръ и во-еводъ и воя многы»183 Очевидно, были собраны все силы Нижегород­ского княжества, так велики были злоба и желание оюмстить за при­чинённые беды и страдания. 16 марта русское войско подошло к городу. В XIV веке гулгар, являясь центром Булгарского улуса в составе Золотой Орды, был одним из крупнейших экономических и полити­ческих центров Поволжья. Бой, произошедший под стенами города, описан в русских летописях не столь подробно, как хотелось бы, боль­ше с неким акцентом удивления необычностью увиденного Прежде всего, воинов поразили пушки, установленные на крепостной стене «громъ пущаху, страшаще нашу рать»184, верблюды, которые «кони наши полошающе»185. Несмотря на эти диковины, булгарское войско было разбито. Оставшиеся в живых укрылись в городе, и булгарские князья Осан и Махмат-Солтан вынуждены были, очевидно, не надеясь на под­мог у, запросить мира. Была выплачена солидная дань - 2000 рублей Великому князю и 3000 рублей остальным участникам похода, призна-на зависимость от московского князя с обязанностью поставки дани, для чего были оставлены дарига и таможенник, отвечающие за поступ­ление дани в московскую казну.

И ещё одно очень важное событие произошло в этот год на Руси. Событие, о котором русские летописи говорят как бы вскользь, нехотя, по существу замалчивая суть дела. «Того же лета Киприанъ митропо-лить поставленъ изо Царягорода прииде въ Киевъ»186. За этими Слова­ми скрываются полные напряженности и драматизма события. Мы рас­стались с Киприаном, когда он выполнил свою миссию на Руси и от­правился в Литву. Трудно прогнозировать, как развивались бы дальше события, если бы не московско-тверская война, которая не только по­ставила на колени Тверь, но и разъединила Киприана и Алексия. Алек­сий опять выступил как промосковский митрополит, не предприняв ничего к мирному решению конфликта, благословил на кровопроли-тие. Победа в войне усилила Москву и вновь ослабила русскую митро­полию. В этой ситуации Ольгерд вновь вернулся к идее восстановле­ния литовской митрополии, найдя себе союзника в лице Киприана. Он вновь обращается в Константинополь с посланием, часть которого мы уже цитировали, в котором излагает свое видение причин московско-тверской войны, несостоятельность Алексия как митрополита всех рус­ских земель. Решением Синода oт 2 декабря 1375 юда Киприан был поставлен главой Киевской и Литовской митрополий. Ольгерд добил­ся своею, более юго, в его руках оказался ещё один важный козырь: Киприан назначался пожизненным преемником Алексия и в случае его смерти становился митрополитом всея Руси. И центр русского право­славия переходил из Москвы в Киев. Это был серьёзный удар, удар, равнозначный поражению. Два политических лидера Ольгерд и Дмит­рий, стремившиеся подчинить своей власти все русские земли, опи­равшиеся в данной борьбе на церковь, как некое связующее звено всех православных княжеств, получили разные шансы в этой борьбе. В оп­ределенном проигрыше оказался Дмитрий Иванович, и в этом вина ложилась непосредственно на Алексия. Открыто выступить против своего духовного от ца, обвинить, осудить его в неправильных действиях Дмитрий не мог, поэтому, как и в деле со старыми боярами (в лице В.В. Вельяминова), отношения всё больше осложнялись. Престарелый мит­рополит, привыкший к безропотному подчинению, уже не мог прини­мать решений, да и Дмитрий уже сам явно тяготился опекой дряхлею­щего митрополита. В ответ на действия Ольгерда и решения Констан­тинополя Дмитрий Иванович сам взялся за поиск преемника Алексия. Нужен был такой человек, который бы, охраняя интересы русской цер­кви, полностью подчинялся бы московскому князю. Таковым оказал­ся, по мысли Дмитрия Ивановича, коломенский священник Михаил или, как его называют летописи, Митяй. Но пока оставим на время пробле­мы митрополии, так как новое событие происходит в Литве, во многом изменившее дальнейший ход истории.

В ЛЕТО 6885 (1377 г.). Умер Ольгерд. Умер действительно вели­кий человек своего времени. Умер основной политический противник Дмитрия Ивановича. И как всегда в таких случаях бывает, началась вражда между различными претендентами на Литовское княжество. У Ольгерда было несколько братьев, сыновей Гедемина: Наримонт, Ев-нутей, Кестутей, Кориад, Лгоборт, Монтивит. Как пи предвзято гово­рит об Ольгерде русская летопись («зловерный, безбожный, нечести­вый»), всё же в подтексте она отмечает преимущества Ольгерда перед остальными. «Во всей же братии своей Ольгердъ превзыде властию и саномъ, понеже пиву и меду не пиаше, пи вина, ни кваса кисла, и вели-коумьство и воздержание себе приобрете, крепку думу отъ сего и многъ промыслъ притяжавъ и таковымъ коварьствомъ многы страны и земли повоева и многы грады и княжениа поималъ за себе и удержа себе власть велику, тем и умножися княжение его»187. Ольгерд имел 12 сыновей or двух браков: 5 - от первой жены и 7 - от тверской княжны Ульяны. Умирая, он разделил всем сыновьям княжения и города и «приказа ста-реишиньство сыну своему Ягаилу, того бо возлюби паче всехъ сыновъ своихъ и того избра во всей братии его, емуже и княжение великое поручи»188. Это и явилось причиной конфликта, вспыхнувшего в вели­ком княжестве Литовском. Старшие братья, считая, что у них больше прав на престол, отказались подчиниться Ягайле189. В этом кроется от­гадка последующих взаимоотношений Литвы и Руси, политических шагов различных группировок.

А пока всё внимание на восток. Дмитрий Константинович Нижего­родский шлёт вестника к Дмитрию Ивановичу о новой военной опасмости Пришедший из заволжских степей Арабшах собрался в поход на Нижний Новгород. Получив известие, Дмитрий сейчас же отправ­ляется в поход, собрав для этого рать Владимирскую, Переяславскую, Юрьевскую, Муромскую, Ярославскую, а затем к ним присоедини­лись и воины Нижегородского княжества. Вероятно, состав войска по­лучился достаточно внушительным. Нападения Орды давно ждали и были к нему готовы заранее. И вот здесь русским был преподнесён великолепный урок военной мудрости. Ибо забыли они заповедь, дан­ную им самим Владимиром Мономахом: «На войну выйдя, не лени­тесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайге, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружие не сни­майте с себя в торопях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь че­ловек погибает»190. А произошло вот что. Не найдя врагов, прождав две недели, великий князь Дмитрий Иванович возвратился в Москву. Трудно сказать, какие срочные дела заставили его покинуть войско. Всё руководство было возложено на московских воевод, Ивана Дмит­риевича, сына нижегородского князя, и князя Семёна Михайловича. И произошло то, о чём предостерегал Мономах. Впрочем, предоставим слово летописям, потому что сколько ни пытаешься описать это собы-тие, не получается ярче, выразительнее... «И бысть рать велика зело, и поидоша за реку за Пиану, и прииде к нимъ весть, поведаша имъ царе­вича Арипшу на Влъчии воде, они же оплоштишася и небрежениемъ хожаху, доспехи своя въекладоша на телеги, а ины въ сумы, а у иныхъ сулици еще и не насажены бяху, а щиты и копиа не приготовлены, а ездять порты своя съ плечь спущавъ, а петли ростегавъ, аки роспрели, бяше бо имъ варно, бе бо въ то время знойно. А где наехаху въ зажитии медъ или пиво и испиваху до пиана безъ меры и ездять пиани, по исти­не за Пианою пиани. А старейшины или князи ихъ, или бояре старей­ший и велможи, или воеводы, те все посхаша ловы деюще, утеху си творяше, мнящеся акыдома»191. После такого описания летописца ком­ментарии излишни. Мордовские князья, подвлас гные Орде, тайно док­ладывали о положении дел в русском войске. Используя знание мест-ности, они тайком провели отряды ордынских войск, разделённых на пять полков, и 2 августа внезапно напали на русскую рать. Не ожидав­шее нападения войско не сумело должным образом организовать обо­рону и, как следствие этого, началась паника. Ордынцы и мордовские воины порубили обезумевших от неожиданности и страха воинов, по­топили в реке Пиани. В числе утонувших был и Иван Дмитриевич -молодой князь, искавший в походе честь и славу, а нашедший смерть и бесчестие. Поражение русских было полным. На гребне успеха ордын­цы быстро двинулись к Нижнему Новгороду и уже 5 августа стояли около этого города. Сил на оборону не было, все воины нижегородские ушли на Пиану, город лежал беззащитный. Сам Дмитрий Константи­нович бежал в Суздаль, горожане в страхе разбегались по окрестнос­тям, большинство на судах уплыло к городу Городцу. Страшному разо­рению и пожару был подвергнут город, одних только церквей сгорело 32, «и отъидоша от града в пяток, власти и села пленяще и жгуще, и со множеством безчисленным полоном отъидоша восвояси»197. Но на этом бедствия нижегородцев не закончились. Арабшах огнём и мечом про­шёл вес Засурье, пожёг и пограбил сю. Практически вес нижегородс-кое княжество оказалось разорённым.

Урон 1377 года был громадным и страшным. Но жизнь на этом не останавливается. Первая заповедь - похоронить по-христиански погиб­ших. Князя Ивана Дмитриевича нашли в реке Пиане. Множество уби­тых было привезено в Нижний Новгород, по ним отслужили панихиду и предали земле. Горе и слёзы, боль и досада, разорение и унижение -всё это спутники поражения. Можно только представить, что твори- лось в душе Дмитрия Ивановича. Поражение 'на реке Пиане было гроз­ным уроком, но на то и урок, чтобы чему-то научиться. А на месге Дмитрия Константиновича, наверное, никто не хотел оказаться. Всю жизнь собирать по крупицам княжество, почти ежегодно испытывать вторжения, отража] ь их, самим нападать, закаляясь и укрепляясь в сра­жениях, и вдруг - тяжелейшее поражение, разорение всей вотчины, уничтожение части дружины, увод в плен жителей и, наконец, бесслав­ная гибель сына-такое может надломить любого человека... А тут ещё мордва, чувствуя слабость Нижнего Новгорода, стремясь поживиться оставшимся, напала на княжество, «пограбиша и множество людей избиша, а иных плениша; власти же и села, остаточныя от татар и от иных, пожжени быша...»193. И погнался за ними князь Борис Констан­тинович и настиг у реки Пьяны, разбил их, отплатил за разорение. И опять река Пьяна. Вспомним вновь слова, которые стали крылатыми на Руси: «по истине за Пианою пиано».

Как я уже сказал, поражение на реке Пьяне должно было стать хо­рошим уроком для русских и, прежде всего, для московского князя. Создаваемый им блок для борьбы с Ордой из-за беспечности дал серь­ёзную трещину. Нижегородское княжество теперь реальной помощи оказать не могло. Выжить бы самим...

Дмитрий Иванович прекрасно понимал, что для решительной борь­бы с Ордой безопасность восточных рубежей - дело первостепенное. А для этого прежде всего необходимо покарать вассалов Орды - мор­довские княжества за набеги и постоянные вторжения; обезопасить свой тыл и реабилитировать себя после поражения. Зимой 1377 - 1378 гг. он посылает московскую рать под командованием воеводы Фёдора Анд­реевича по прозвищу Свибл. К ним присоединились оставшиеся ни­жегородские отряды, которые возглавлял Борис Константинович и его племянник Семён Дмитриевич. Цель похода - мордовская земля. Объе­динённые силы русских устроили жестокую расправу: «мало техъ кто избыль отъ руку ихь, и всю землю ихъ пусгу сотвориша и множество живыхъ полонивше и приведоша ихъ въ Новогородъ и казниша ихъ казнию смертною, травиша ихъ псы на леду на Волзе»194. Уважаемый читатель, можешь ли ты представить эту сцену? Да, жестокие времена, жестокие нравы.

В ЛЕТО 6886 (1378 г.) События 1377 года отходят на задний план перед главным начале 1378 года умирает митрополит Алексий. «Toe же зимы промежи говения месяца февраля въ 12, на память святаго отца Мелептия, епископа Мелетиискаго, въ день пятокъ въ заоутре-нюю годину преставися пресвященныи Алексий митрополит всея Руси вь сырости честней и глубоце, бывъ въ митрополигехъ леть 23, и по­ложен бысть па Москве въ церкви святаго архангела Михаила, честна-го его чюда, иже самъ созда общий монастырь»195.Событие исключи­тельное по своей значимости. Умер не только глава русской православ­ной церкви, но умер человек, практически создавший величие москов­скою княжества, тонкий политик, умевший ладить с Ордой, добывая, выторговывая более выгодные условия для Москвы, лавируя и застав­ляя силой подчиняться Москве другие русские княжества. Умер один из зодчих Российского государства, который слепил не только Дмит­рия Ивановича как главу, но и способствовал созданию самого госу­дарства. Алексий прожил длинную и богатую событиями жизнь. Но, наверное, ему не было никогда так тяжело, как в последние годы. Рас­кол русской митрополии надломил его, события, связанные с выбором преемника ещё живого митрополита, лишь только ускорили трагичес­кий исход. Сам Алексий хотел видеть после себя во главе митрополии Сергия Радонежского196, но когда тот категорически отказался, согла­сился с Дмитрием Ивановичем на назначение княжеского любимца Михаила (Митяя). Алексий пишет завещательную грамоту и отправля­ет её за благословением к патриарху. «По преставлении же его (Алек­сия.Б.Е.) взыде на его место и на его степень некоторый архиманд-рить именемъ Михаилъ, нарицаемыи Митяи, да незнаемо съдея, стран­но некако и не знаемо облечеся въ санъ митрополичь, и возложе на ся белый клобукъ и монатию со источникы и съкрижальми и перемонат-ку митрополичю и печать и посохъ митрополичь, и просто реши въ весь санъ митрополичь самъ ся постави»197. Летописец здесь, конечно, преувеличил Сам себя любой желающий в сан митрополита поста­вить не может. После смерти Алексия великий князь Дмитрий Ивано­вич без решения Константинополя, по существу, по своей лишь воле, назначает митрополитом Митяя (эдакий вариант многовековой давно­сти, когда князь Ярослав Мудрый назначил митрополитом Илларио­на). Шаг очень смелый, решительный и вместе с тем очень тернистый. Но Дмитрий пошел на это, сочтя, что в управлении русской церкви должен быть человек, всецело зависящий от князя.

Митяй не был человеком знатным. Его отец Иван был священником в селе Тешилове под Коломной По стопам отца пошёл и сын. В Колом­не и состоялась его встреча с великим князем. Митяй умел привлекат ь к себе людей с первого раза. Враждебно настроенный к нему летопи­сец и тот не может удержаться в описании достоинств священника: «...Телом высокъ, плечисть, рожаисгъ, браду имея плоску и велику и свершену, словесы речиетъ, гласъ имея доброгласенъ износящь, гра­моте гораздъ, пети гораздъ, чести гораздъ, книгами говорити гораздъ, всеми делы поповьскими изященъ и по всему нарочитъ бе»198.Чем чаще встречался Дмитрий Иванович с Мигяем, тем больше тот нравился ве­ликому князю, всё больше нечто общее сближало их. Дмитрий Ивано­вич приближает Михаила к себе, назначая своим духовником, а затем делает его печатником — хранителем княжеской печати, должности очень важной для того времени. Этим самым Михаил становится од­ним из влиятельнейших людей двора. Когда это произошло, мы не зна­ем. «И пребысть въ таковемъ чину и въ таковемъ устроении многа лета»199. Придворная карьера вполне устраивала Михаила, но у Дмитрия Ивановича возникли заботы, новые планы, связанные с проблема­ми Русской митрополии. Алексий уже не мог держать в крепких руках руководство православной митрополии, раздел её ещё более усугубил эту проблему, назначение Киприана, сторонника Ольгерда, преемни­ком Алексия ещё более обострило её. Нужен был свой человек. Из бли­жайшего окружения Алексия Дмитрий таковых не видел, и тогда у него возникла идея вознесения Митяя по духовной линии. Но он всего лишь находится в сане священника. И Дмитрий решается на шаг, казалось бы, невозможный. За короткий промежуток времени он «делает» Ми­хаилу головокружительную духовную карьеру. «И ту бяше видети дива плъно: иже до обеда белецъ сыи, а по обеде архимандрит, иже до обеда белецъ сыи и мирянинъ, а по обеде мнихомъ началникъ и старцем ста­рейшина и наставникъ и учитель и вожь и пастухъ»200. Дмитрий, по существу, заставил Митяя постричься в монахи «акы ноужяю» и по­ставил его архимандритом Спасского монастыря. Два года пробыл Михаил в этой должности, и, вероятно, всё это время Дмитрий угова­ривал Алексия назначить Михаила своим преемником. Долго Алексий не давал согласия, отказывался подчиниться воле князя, но в конце кон­цов, очевидно, опят ь же по настоянию Дмитрия, Алексий незадолго до смерти написал завещательную грамоту на передачу митрополии Ми­хаилу и послал за благословением к патриарху. Посольство к констан­тинопольскому патриарху Макарию щедро подкрепило просьбу об ут­верждении Митяя преемником Алексия финансовыми вливаниями столь нуждающейся в это время патриархии. Патриарх Макарий после этого известил Русь, что он «не принимает Кир Киприана, а передаёт ту церковь своею грамотою архимандриту оному Михаилу»201. Как толь­ко скончался Алексий, Михаил «по великаго князя слову и на пребол-шии санъ оустремися и на превысокыи степень стареишиньства, на дворъ митрополичь взыде»202.

Несмотря на санкцию патриарха, всё же это больше напоминало захват высшей церковной должности по прямому указанию Великого князя. Михаил, и так считавшийся выскочкой, моментально попал в оппозицию иерархам русской церкви, среди которых выделялся пре­подобный Сергий Радонежский, т.е. действия Великою князя не толь­ко не получили поддержки в лице представителей русской церкви, но и вызвали скрытое противодействие. Этой ситуацией попробовал вос­пользоваться Киприан. Кто он был сейчас? Митрополит из Литвы и Киева, но ведь нет больше Ольгерда, его покровителя, сама Литва полна политических противоречий; нет, наконец, и Алексия Но есть на Руси группа деятелей церкви, которые в сложившейся ситуации пред­почли бы видеть митрополитом всея Руси Киприана, а не Михаила. И Киприан решается на отчаянный шаг.

Летом 1378 года он пытается проникнуть в Москву, чтобы там от­бить митрополичий титул у ещё не посвященного претендента Перед этим он посылает послание игумену Сергию и игумену Фёдору «и аще то инъ единомудренъ съ вами»203, ища поддержки у своих единомыш ленников. Несмотря на то, что Дмитрий выставил кордоны, чтобы не допустить митрополита в Москву, возможно, при помощи же своих единомышленников, он всё же добрался до Москвы, но здесь его ждал далеко не любезный приём. Князь приказал его арестовать и подверг­нуть всяческим унижениям- почти нагого двое су гок продержал голод­ным в холодном погребе, а затем с позором выгнал вон из Москвы. Униженного и оскорблённого возвратили Киприана в Киев, и уже отту­да шлёт он через Сергия церковное проклятие князю Дмитрию и eго боярам204.

Только на это на Руси мало кто обратил внимание. Великий князь и Михаил, чувствуя зыбкость своего положения, всё же решаются на придание законности этому факту. Но здесь опять вспоминаются вре­мена Ярослава Мудрого, как он поставил митрополитом Иллариона бе s участия Константинополя, «собравь епископы»205. И князь Дмитрий решает, что в этих условиях русские епископы сами могут назначить Михаила не только епископом, но и митрополитом, тем самым замах­нулся на автокефалию русской церкви Шаг в условиях пошашувше гося политического авторитета Константинополя, может быть, и ра зумный. Но как сильна традиция догмы в мозгах высших церковных иерархов. «По повелению же княжю собрашася епископи, ни единъ же отъ нихъ дерзну рещи супротив Митяю, но тъкмо Дионисии, епископъ Суждальскыи, и по многу вьзбрани князю великому рекъ не подобаем томоу тако быти»206.

Вот здесь Великий князь просчитался. Казалось бы, оппозиции быть не могло, ослушаться Дмитрия мало кто мог рискнуть, если бы не Ди­онисий. Личность во многом выдающаяся, аскет, cтpoгий  подвижник, проживший долгую монашескую жизнь, основатель нижегородского Печерского монастыря, Дионисий резко отрицательно высказался за подобную новизну: «...этому делу так не быть, а должно Митяю припять благословение от патриарха по древнему чину»207. Дионисий счи­тал, что право постановления принадлежит только константинопольс­кому патриарху и что нарушать его не может даже и собор. В своих мыслях, бесспорно, Дионисий был не одинок Среди его союзников значится и Сергий Радонежский Между Дионисием и Михаилом раз­горелись жестокие споры «и мнозе распре бывше междю има»208. В результате Дионисий решает сам ехать в Константинополь, чтобы са­мому получить митрополичий сан, считая, что у него больше прав на это, чем у Михаила В ответ, по навету Митяя, московский князь арес-ювывает непокорного епископа. И только поручительство Сергия ос­вободило Дионисия, но при этом Дмитрий Иванович потребовал от епископа «не ити къ Царюграду безъ моего слова, но ждати до году Митяевы митрополии»204 Оказавшись на свободе, забыв сразу же все свои клятвы и поручительства, Дионисий бежал в Нижний Новгород, затем через Сарай в Константинополь. В этих условиях и Митяй по­спешил в Царьград. Великий князь снарядил большое посольство во главе с боярином Юрием Васильевичем Кочевиным-Олешеньским, в которое вошли как светские чиновники, так и три архимандрита: «Иван Петровьскыи, ее бысть пръвыи, общему житию началникъ на Москве, Пуминъ архимандрит Переяславьскыи, Мартин, архимандритъ Коло-меньскыи»210 "И бысть ихъ полкъ великъ зело»211.

Полномочия посольства были поистине неограниченными. Великий князь снабдил их несколькими подписанными бланками, печатями «на запасъ», для достижения цели рекомендовал не жалеть никаких средств, «аще будеть оскудение, или какова нужа, и надобе заняти или тысуща сребра или колико, то се вы буди кабала моя и с печатню»212. Путь посольства пролегал через Рязанскую землю, через Орду. Здесь оно было задержано татарами и доставлено к Мамаю. Остаётся только догадываться, что способствовало тому, что Мамай, находящийся в состоянии воины с Москвой, пропускает ее посольство Скорее всего, едрые дары и заверения в покорности сделали своё дело. Далее путешествие  продолжалось по Чёрному морю, и уже почти у конечной цели, «яко видети Цары радь», Митяй внезапно разболелся и умер Случай­ ность, стечение обстоятельств или роковая неожиданность прервали жизнь достаточно молодого, крепкого здоровьем1 ставленника Дмитрия. Стоит только догадываться.


 Ситуация вновь оказалась критической. Московское посольство дол­жно было не только опередить других претендентов - Киприана и Дио­нисия, - но и любой ценой добиться постановления Ми гяя в митрополи­ты. Смерть - случайная ли, или преднамеренная - внесла сумятицу в действия посольства. Возвратиться домой, не выполнив волю князя, зна­чило уступить другим претендентам, а это сулило большие неприятнос­ти со стороны князя. Отправиться вновь за советом в Москву - значит, потерять драгоценное время. Нужно было принимать решение на месте. В составе посольства возможных претендентов было три - три архиман­дрита: Иоанн, Пимен и Мартениан. Последний из числа претендентов почему-то сразу же выбыл. Остались двое. «И бысть промежи ими рас­пря и разногласие, ови хотеша Ивана въ митрополиты, адрузии Пимина. И много думавше промежи собою и яшася бояре за Пимина, а Ивана оставиша поругана и отъринуша и»213. Как видим, решающее слово в выборе Пимена оказалось за боярами и в первую очередь, очевидно, за главой посольства Юрием Кочевиным. Архимандрит Иван пытался про­тиводействовать этому решению, причём так активно, что ему «сковаша нозе его въ железа, смириша въ оковахъ нозе его, понеже не единомудр-ствуетсъ Пиминомь»21'1.

В руках Пимена оказались все бумаги, выданные Митяю Дмитрием Ивановичем, в том числе и чистые бланки с княжеской печатью. По­слы пошли на обыкновенный подлог: они заполнили чистую грамоту, в которой якобы московский князь просил патриарха поставить в мит­рополиты Пимена. На что рассчитывало посольство, идя на открытый обман? Ведь в Константинополе всем было известно, что русские при­были именно для утверждения Митяя; скрыть его смерть и тем более похороны тоже невозможно, рассчитывать на доверчивость собора аивно. Аргументы были одни еньги, долговые обязательства и т.д.

Положение самой патриархии было достаточно сложным. В июне 1380 года в синоде состоялись выборы нового патриарха. Им стал Нил, а затем синод приступил к решению проблем русской митрополии. Деньги сыграли свою роль, и патриарх Нил утвердил митрополитом Руси Пимена. Другие претенденты в результате сложных дипломати­ческих интриг, подкупов быстро вышли из игры. Дионисий получил титул архиепископа2'5 и на время счёл благоразумным выйти из игры. Киприан, видя проигрышность своего дела, решил довольствоваться малым - митрополитом «малой Руси и Литвы» - и бежал из Константинополя. «И тако поставилъ есть Нилъ патриархъ Пимина митропо­литом па Русь»216. Константинопольского патриарха русские послы убедили, теперь оставалось самое сложное — чтобы самозванца-мит­рополита принял Великий князь. Поэтому Пимен не спешит с возвра­щением на родину, выясняя реакцию московского правителя. А Дмит­рий Иванович, получив известие о смерти своего любимца (о той заку­лисной игре, подлоге совершённом, прикрываясь его именем), был в страшном гневе. С) принятии Пимена не могло быть и речи. Но и мит­рополия не могла остаться без своего поводыря. Вновь сложная про­блема встала перед Дмитрием Ивановичем. Рушились его планы, свя­занные с Митяем, положение церкви оставалось сложным. И князь решается, казалось бы, на нелогичный шаг. Он приглашает в Москву опального митрополита Киприана. В Киев посылается посольство во главе с Фёдором, племянником Сергия Радонежского, «зовучи его к себе на Москву...»217. 23 мая 1381 года в праздник Вознесения митро­полит Киприан торжественно въехал в Москву, «князь же великий Дмитреи Иванович прия его съ великою честию и со многою верою и любовию»218. Конечно, летописец явно приукрасил это событие («со многою верою и любовию»), но события требовали мирного сосуще­ствования великого князя и митрополита. А через семь месяцев воз-вратился на Русь и Пимен. Дмитрий Иванович приказал схватить его, отнять у него все знаки митрополичьего отличия и сослал в ссылку в далёкую Чухлому, а сопровождавшее его посольство строго наказал за непослушание: «у одних конфисковал имении, других сослал в ссыл­ку, иных посадил в тюрьму и поверг телесному наказанию, а некото­рых предал и смертной казни»219. Конфликт церкви и светской власти, казалось бы, закончился.

Мы уделили так много места и внимания «смуте в митрополии», сознательно отойдя на время от предложенной нами же схемы - погод­ному описанию событий, ч гобы в едином отрывке аккумулировать весь сгусток событий, всю драматичность происходящего. Это нисколько не увело нас от основной темы. Наоборот, нам представляется, что со-бытия, предшествующие смерти Алексия, и последующие за этим про­блемы руководства русской церкви вытекали из страстного желания князя влиять на церковную жизнь, подчинить её княжеской, светской власти. В тех условиях задача архисложная. Постепенно освобождаясь от опеки старой боярской знати, Дмитрий стремился вырваться из подчинёния своего духовного учителя Алексия. И если во взаимоотноше­ниях с учителем-митрополитом Алексием дело решил Бог, взяв пово­дыря к себе, то последующие события трактовать однозначно сложно. Победа или поражение князя во взаимоотношениях с церковью? Оцен­ку давать не будем. Главное, что события показали силу Великого кня­зя, его способность решать проблемы православной церкви всея Руси. А это сказалось на решении вопросов внутриполитической жизни, тем более что проблем было множество. Поэтому возвратимся вновь к ре­шению государственных задач, стоящих перед московским князем.

Мы уже упоминали, что после смерти Ольгерда в Литве вспыхивает конфликт между его многочисленными сыновьями. Причиной явилось назначение своим преемником Ягайло, сына от второго брака. Стар­шие братья, считая себя ущемлёнными и имевшими больше прав, не желали подчиняйся Ягайло Русские летописи очень скупо говорят о развернувшихся событиях, хотя для внешней политики Московского княжества дела, происходившие в Литве, имели наиважнейшее значе­ние. Раздоры в клане Ольгердовичей привели к тому, что Литовское княжество, занятое внутренними проблемами, на время перестаёт быть одним из главных врагов Руси. Более того, некоторые из Ольгердови­чей ищут защиту у московского князя, становятся его союзниками. Так, «князь полоцкий Андрей, Олгердов сын, зимою прибеже во Псков и сла к великому князю Дмитрию Ивановичу, прося, да сохранит его от братии его, иже хотяху убити. Князь же великий не помня досады отца его, но призва к себе в Володимер и воздаде ему честь многу»220. Анд­рей Ольгердович, старший из сыновей Ольгерда, свыше 30 лет был полоцким князем, подручником отца, в результате конфликта вынуж­ден был покинуть свою вотчину и бежать в Псков, где готов был стать псковским князем. Псковичи вроде и не возражали, но необходимо было утверждение Андрея Ольгердовича московским князем. Переход Анд­рея под начало Дмитрия Ивановича значительно укреплял позиции Мос­квы в соотношении с Литвой.

А отношения с Ордой всё больше накалялись. Летом этого года под­вергся новому нападению Нижний Новгород одним из отрядов татар. Защитить город оказалось некому, жители разбежались, сам князь Дмит­рий находился в Городце, а когда он приехал к городу и предложил выкуп, то татары отказались и пожгли весь город и «оттуда поидоша татарове воюющии, и собраша полон мног и повоеваша Березовое поле и уезд весь»221.       


Нo главный удар Мамай готовил не на этом направлении. Собрав большие силы, «воя много», под командованием мурзы Бегича, основ­ной удар предполагалось сделать по Москве, а вместе с этим «и на всю землю русскую», так как в сознании Орды уже укрепился тот факт, что Москва становится основным оплотом, защитницей русских земель. Дмитрий Иванович этот поход предвидел, ожидал и был готов дать решительный отпор. Мы не знаем ни сил противоборствующих сто­рон, ни то, кто вошёл в состав московского войска, «собравъ воя многы и поиде противу въ силе тяжце»222. Помня о событиях предшествую­щих лет, когда объединённая московская коалиция представляла мощ­ную силу, можно предполагать, что в состав объединённого войска вош­ли многие из союзников Великого князя. Хотя летопись упоминает Дапилея Пронского да окольничего Тимофея, можно предполагать, что в её cocтaв входили и другие князья.

Примечателен гот факт, что Дмитрий Иванович не стал ждать Беги­ча на границах московского княжества, а предпринял наступательный план, встретив врага на реке Воже в пределах Рязанского княжества, спасая тем самым и его от разорения. Река Вожа стала своеобразным Рубиконом, который долго не решались преодолеть соперники. Дмит­рия понять можно. Он оборонял русскую землю. А Бегич медлил, оче­видно, потому, что не ожидал увидет ь перед собой такую рать. 18 авгу­ста 1378 года Бегич рискнул переправиться через реку и встретил ре­шительный отпор. Русские расположились тремя большими полками: в центре - под руководством самого Дмитрия, на одном фланге - околь­ничий Тимофей, па другом - Данилей Пронский. Вероятно, «завязнув» в сражении с отрядом Дмитрия, войско Бегича подверглось сокруши­тельному удару с флангов. Разгром был полным, «и побегоша за реку за Вожю, а наши после за ними бьючи ихъ, секучи и колючи и убиваша ихъ множьство, а инии въ реце истопоша»223.

Лишь только насупившая ночь помешала преследованию повер­женных татар. Л когда на следующий день была возобновлена погоня, то русские увидели покинутый лагерь с брошенным имуществом, а остатки войска Бегича уже убежали далеко прочь.

Русь ликовала, ибо это была по существу крупнейшая победа, одер­жанная доселе над татарами. О её масштабах говорит хотя бы тот факт, что в битве погибло пять Мамаевых князей. «Видев же Мамай изнемо­жение дружины своея, прибегшие къ нему, а иныя избиты князи и велможи и алпаоуты и многыя воя своя изгибша, разгневася зело и възъярися злобою»224. Мамай понимал, что победа над Ордой была одержана толь­ко силой объединённого русского оружия, Русь стала сильна в един­стве русских князей. Чтобы победить Русь, нужно сначала разрушить это единство. Осенью этого же года, «собравъ останочную силу свою и совокупивъ воя многы»225, он наносит неожиданный и сокрушитель­ный удар по Рязанскому княжеству. Не ожидавший удара рязанский князь Олег вместо обороны города убежал за Оку, обрекая тем самым город на разорение. Мамай сжёг Переяславль Рязанский, пограбил во­лости и сёла, увёл в полон много рязанцев. Это была своеобразная по- пытка вывести из союза с московским князем рязанского, как перед  этим нижегородского. Решающая битва была впереди, и к ней необхо­димо было тщательно подготовиться.

В ЛЕТО 6887 (1379 г.). Битва на реке Воже имела во многом опре­деляющее значение. Для русских это реабилитация за 1377 год, за Пья ну; она дала возможность поверить в свои силы, в способность и воз­можность победы над ордынцами. Мамай вынес главный урок: теперь вот так, «изгоном», победить объединённые русские войска невозмож­но, нужна тщательная и всесторонняя подготовка нового похода, кото­рый бы раз- и навсегда покончил с московским князем. Он направил несколько отрядов, которые «Рязаньскую землю пусту сотвориша»226, всё прекрасно понимали, что решающее сражение впереди. И обе сто­роны к этому обстоятельно готовились. 1379 год, хотя об этом и молчат  источники, был годом усиленной дипломатической деятельности.      Среди своих потенциальных союзников Мамай видел Литву. После  смерти Ольгерда положение л ам обострилось. Страна оказалась раско- лотой на две враждующие группировки: трокайскую во главе с Кей-стутом Гедеминовичем и виленскую, возглавляемую его племянником,  преемником Ольгерда, Ягайло. Противоречия вылились в открытую и длительную войну. Важно было определить выбор средств, которые  могли бы содействовать укреплению международного положения ве­ликого княжества Литовского. Здесь было два пути: победоносная война с Орденом или усиление Ольгердовой политики на Востоке. Москва была опасна для обеих группировок, так как ликвидация контроля над русскими землями, входящими в состав княжества либо находящими­ся в его зависимости, значительно снижала военный потенциал воюющих сторон. Видя желание Мамая установить союзнические отноше­ния для борьбы с Москвой, лидеры группировок при наличии разно­гласий между ними предприняли шаги к прекращению войны с Орде­ном, чтобы сконцентрировать всё своё внимание на восточном походе. В 1379 году между Мамаем и Ягайло заключается соглашение о совме­стных действиях на следующий год. Договор оказался тройственным, так как третьим в нём был рязанский князь Олег Иванович. «И учини собе старый злодей Мамай съветь нечестивый с поганою Литвою и съ душегубивымъ Олгомъ: стати имъ у Оки у реки на Семень день на благовернаго князя»227.

Если участие в союзе Ягайло и Мамая представляется объясни­мым, то по поводу Олега и в источниках того времени, и в историог­рафии существуют разные точки зрения: от предателя общерусских интересов («душегубец, враг и изменник» и т.п.) до признания в нём тайного агента Дмитрия Ивановича. Проясним сразу свою позицию в отношении действий Олега Ивановича Рязанского. Издалека столе­тий, наверное, легко давать оценку человеку, взяв за объяснение одно или комплекс его действий. А оказаться в его положении, смоделиро­вать постунки, исходя из реальноети, и поставить себя на место данного человека («А как бы я поступил в данной ситуации?») значительно сложнее. Разорённое ордынскими набегами Рязанское княжество в случае союза с Москвой принимало первым на себя удар мамаевых полчищ, и защиты от них, надежды на скорую помощь практически не было. Уже одно это заставляло вести Олега сложную дипломатическую игру нужен был если не союз, то хоть видимость союза с Мамаем, необходимо было заставить хана поверить в искренность
своих действий. Открыто заявить о союзе с Ордой - это означало пред­стать не только предателем общерусских интересов, но и в открытую пойти против православного мира, что было значительно опаснее. Вот почему тякая «туманность» в источниках об Олеге. С другой стороны, Олег - человек своего времени, со своим пониманием чувства долга,
союзнической верности. Всё же занозой в его сердце было превос
ходство Москвы над Рязанью, не мог просто так он смириться со сво­ей подчинённостью Дмитрию Ивановичу. Поэтому он не мог отбро­сить мысль, что в случае победы Орды он, как союзник, мог полу­чить свою выгоду и устранить своего основного политического противника Дмитрия Ивановича.                                                         

Как нельзя лучше подобные мысли Олега изложены в «Сказании о Мамаевом побоище», и не столь важно - выдумка это автора или нет, важно что и современники так же оценивали позицию рязанского кня­зя: «А другаго же посла скоро своего вестника князь Олегъ Резанскый с своимъ написаниемъ, написание же таково в грамотах: «К Великому князю Олгорду Лит овьскому - радоватися великою радостию! Ведомо бо, яко издавна еси мыслилъ на великого князя Дмитриа Ивановича Московскаго, чтобы его згонити с Москвы, а самому владети Моск­вою. Ныне же, княже, приспе время наше, яко великый царь Мамай грядеть на него и на землю его. Ныне же, княже, мы оба приложимся къ царю Мамаю, вем бо, яко царь даст тебе град Москву, да и иные грады, которые от твоего княжениа, а мне дасть град Коломну, да Вла-димерь, да Муромъ, иже от моего княжениа близъ стоять. Азъ же по­слах своего посла кь царю Мамаю с великою честью и сь многыми дары. Еще же и ты пошли своего посла и каковы имаши дары и то пошли к нему и грамот ы свои списавъ, елико самъ веси, паче мене ра-зумееши»228. Мог вынашивать подобные планы Олег, мог рассчитывать на такой раздел московского «пирога»? Вполне. Всё это и объясняет дальнейшие действия Олега по принципу «и вашим и нашим» С точки зрения Дмитрия Ивановича, нужен был ему Олег Рязанский как союз­ник? Что за вопрос? Но какой? Открытый, официальный? Это невоз­можно в силу причин, изложенных выше. Стало быть, более полезным мог быть такой союзник, который на словах является участником коа­лиции хана, а на деле — тайным агентом Дмитрия Ивановича. И такая линия развития просматривается при анализе дальнейших событий. Впрочем, вернёмся к Литве.

В сентябре 1379 года между Кейстутом и Орденом было заключено перемирие на 10 лет между частью земель Ордена и частью владений трокайского правителя229. А в мае 1380 года Ягайло заключил тайный договор с Орденом, по которому в случае военного столкновения Кей-стута и Ордена Ягайло обязывался не оказывать ему помощь в борьбе с крестоносцами230. Это имело далеко идущие последствия. С одной стороны, он развязывал руки Ягайло для похода на Москву, так как Кейстут вынужден был держать свои войска для отражения возможно­го вторжения войск Ордена; а с другой, ослаблял военную мощь Лю­бы, лишаясь участия сил трокайской группировки231. Важен ещё тог факт, что на сторону Москвы перешёл Андрей Ольгердович, ставший псковским князем и пользующийся большой популярностью и поддержкой полочан, чьим князем он был свыше 30 лет. Этим объясняется участие в Куликовской битве псковичей и полочан. Литва стремилась укрепить свои позиции в Новгороде. Зимой 1379-80 гг. в Новгород при­бывает литовский князь Юрий Нариманович232, в результате чего про­изошло «розмирьс» между Новгородом и Москвой.

Лишаться такого союзника, как Новгород, Москве было совершен­но ни к чему. И Дмитрий Иванович решается на очень дерзкий воен­ный поход русских войск зимой 1379 года на территорию Литвы. Воз­главляли его Владимир Андреевич, Андрей Ольгердович и Дмитрий Михайлович Волынский ри военачальника, внесшие потом важней­ший вклад в победу на Куликовом поле. «Собрав воя многи», куда вош­ли не только московские дружины, но и литовские воины, псковско-полоцкие дружины, они совершили глубокий рейд по юго-восточной окраине Великого княжества Литовского, захватив города Трубчевск, Стародуб «и иныа многи страны и власти повоеваша»233. Примечатель­но, что князь фубчевский Дмитрий Ольгердович, брат Андрея, добро­вольно сдал город, перейдя на сторону Московского князя, и «прииде на Москву въ рядь къ великому князю Дмитрею Ивановичю, и урядися у него въ рядъ и крепость взя Князь великий же давъ ему крепость и рядъ, и приа его съ честию великою и со многою любовию, и даде ему градъ Переславль и со всеми пошлинами»244. Брянские земли отходи­ли, очевидно, под протекторат Москвы, а перевод Дмитрия Ольгердо-вича «по ряду» в Переяславль был важен тем, что такого опытного кня­зя выгоднее было держать под боком, под присмотром, нежели на зыб­ких границах княжества Остается рассмотреть цели этого зимнего похода. Вторжение в Юго-Восточные земли Литовского княжества пре­следовало попытку создания, пусть зыбкого, но плацдарма Москвы в данном регионе, создание своеобразной буферной зоны между Литвой и Ордой, возможное препятствие или по крайней мере осложнение продвижения войск Ягайло на встречу с Мамаем. Данный поход явил­ся предупреждением Новгороду, следствием чего уже в марте 1380 года в Москву прибывает большое посольство во главе с архиепископом Алексеем о восстановлении мира Дмитрий Иванович принял посоль-ство и «крестъ целовалъ на всей старине новогородцкои и на старых грамотах»275. Неизвестно только, остался ли в Новгороде Юрий Нари­манович, по в результате данных переговоров Новгород занял скорее нейтральную позицию и по отношению к Руси, и по отношению к Литве.


Итак, союзниками Мамая были Литва (виленская группировка Ягай-ло) и Рязань. Действия каждого из них разберём подробнее ниже. Так­же, не надеясь только на собственные силы, Мамай широко привлёк и наёмников. «И глаголаше ему, утешающе его, советници его: «видиши ли, великий княже, паче же великий царю, Орда твоя оскудела и сила твоя изнемогла; но имаши богатства и имениа безъ числа много, да наимствовавъ Фрязы, Черкасы, Ясы и другиа къ симъ да воинства со-береши много...»236, т.е. в состав его войска вошли наёмники из Повол­жья, Крыма, Кавказа.

Ну а что же коалиция Москвы? С ней мы подробнее разберёмся, анализируя поэтапно ход событий 1380 года. Важно только заметить, коль летопись не упоминает об очередном съезде Северо-Восточных князей, значит, практически все, входившие в конфедерацию московс­кого князя, готовились к решающему сражению, ожидая только прика­за к выступлению. Иначе трудно объяснить ту скорость, с которой со­брались отряды даже из отдалённых районов Руси по первому зову ве­ликого князя.

В ЛЕТО 6888 (1380 г.). «Повесть полезна бывшаго чюдеси, егда помощию Божиею и пречистыя Его Матери Богородицы, и угодник Ихъ святаго чюдотворца Петра митрополита всея Руси, и преподобна-го игумена Сергиа чюдотворца и всехъ святыхъ молитвами князь вели­ки Дмитрей Ивановичь, з братомъ своимъ, иже изъ двоюродныхъ, съ княземъ Володимеромъ Андрсевичемъ и со всеми князи Русскими на Дону посрами и прогна Воложскиа орды гордаго князя Мамая и всю Орду его со всею силою ихъ нечестивою изби»237 - так начинает автор Никоновской летописи своё повествование о величайшем сражении XIV века. Цели Мамая были предельно ясны. Он мечтал видеть себя вто­рым Батыем и «всю землю Русскую пленити»238. Грандиозные планы даже притупили чувство бдительности, осторожности и скрытости. Поход подготавливался основательно, но в то же время не спеша и без необходимой в таких случаях тайны.

В Золотой Орде было мною «глаз» Дммирия Ивановича, которыс задолго до начала кампании посвящали его в действия Мамая. Так что о начале похода московский князь знал далеко заранее. Возможно, Мамая успокоило послание Олега Ивановича о том, что «князь Дмитрей человекъ христианъ: егда услышить имя ярости твоея, отбежить въ далныа места, или въ великий Новъгородъ, или на Двину, и тогда богатство Московьское все во твоей руце будеть»233, но всё же главное заключалось в том, что лето должно быть посвящено сбору войск, как с самой Золотой Орды, так и наёмников. Именйо поэтому сбор всех сил союзников был определён на «Семёнов день» - 1 сентября. Пере-правясь через Волгу, Мамай расположил свои войска в устье реки Во­ронеж, собирая подходившие отряды и ожидая союзников. Уверенность в победе была столь велика, что он приказал всем татарам: «Да не па­шете ни единъ васъ хлеба, будите готовы на русскыа хлебы!»240, наде­ясь осенью собрать богатую добычу. Между тем в Москву поступали донесения о действиях Мамая. Послал весть и Олег: «Мамай идет съ всемъ своимъ царствомь в мою землю Рязанскую на мене и на тебе, аи то ти сведомо буди - и литовский идет на тебя Ягайло сь всею силою своею»241. Незавидная, двуличная позиция Олега Рязанского сказыва­ется хотя бы и здесь.

Известие о выступлении Мамая пришло в Москву где-то в конце июля — начале августа242, и во все уголки русских княжеств, «яже подъ нимъ беху князи местныя»243, были посланы гонцы с грамотами с при­зывом явиться с войсками для отпора ордынцам. Персонально было направлено при! лашение Михаилу Александровичу Тверскому, но тот нашёл отговорку и направил вместо себя своего племянника Ивана Всеволодовича Холмского со своим войском. Вскоре в Москву прибыл князь Владимир Андреевич, находившийся в это время в своей вотчи­не в Воровце, и деятелыю взялся за организацию сбора русского войс­ка. Он отправился в Городец и вскоре привёл в Москву городецкие вой­ска. Одновременно были посланы гонцы к Андрею и Дмитрию Оль-гердовичам, и те обещали скоро подойти.

Неожиданно стали поступать сообщения о продвижении Мамая к.Москве Войска ещё не были собраны, сил для противоборства было ещё явно недостаточно, и Дмитрий Иванович отдаёт приказ срочно укрепляться и готовиться к осаде городам Москве, Коломне, Серпухо­ву. Одновременно с этим Великий князь отправил гонцов в Новгород и
Псков, чтобы явились военные отряды в общерусское войско. Пскови­чи сразу откликнулись на этот призыв, а новгородцы заняли выжидаю­щую позицию, и в конце концов лишь незначительные силы новгород­
цев
прибыли в Москву.

                                                  ...


А тем временем в Москву натянуло посольство Мамая. Гордо и чванливо вели себя ордынские послы. Чувствуя за собой силу, они по­требовали от Дмитрия выплаты дани в таком размере, что платили рус­ские князья при Джанибеке, а не по размерам, установленным догово­ром между Дмитрием и Мамаем. Дмитрий Иванович готов был рас­платиться, исходя из условий договора, на что послы не соглашались. Ясно было, что не размеры дани волновали послов, сколько «прощу­пывание» ситуации, выяснение состояния Московского князя, его бое­готовности. Дмитрий Иванович щедро одарил послов и с ними послал своё посольство во главе с Захаром Тютчевым244 с богатыми подарка­ми к хану Мамаю с просьбой не разорять русскую землю и готовнос-тыо платить дань «по ряду». Захар, дойдя до земли Рязанской, узнал о тайном сговоре Олега и Ягайло и скрытно послал вест пика к Великому князю. Дмитрий Иванович вместе с Владимиром Андреевичем и кня­зьями и боярами был на пиру у Николая Васильевича Тысяцкого. Ког­да явился гонец от Тютчева, стало ясно, что откупиться невозможно и решительного сражения не избежать. Здесь же было решено готовить­ся к сражению, и был послан сторожевой отряд под командованием Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Туника245, «Сказание о Мамаевом побоище» называет ещё Якова Ослябятева246. Перед ними была поставлена задача «подъ Орду ехати языка добывати, и истинну уведети Мамаева хотениа»247. Вновь по всей русской земле разнеслись гонцы с грамотами, созывающими русские войска. Сбор был назначен в Коломне на Успение Святой Богородицы, т.е. 15 августа. Выбор этого города не случаен. Он являлся долгое время важным оратегическим пунктом московского княжества на южном направлении и, как любая подобная крепость, содержал необходимое количество провианта и фу­ража.

В Москву всё прибывали и прибывали вооружённые отряды. Одни­ми из первых пришли белозёрские войска Из самого отдалённого кня-жесгва привели своих ратников князья Федор Семёнович и Семён Михайлович, а с ними их удельные князья Андрей Кемский, Глеб Кар-ганольский, Андомскис князья. Подоспели ярославские князья Лид-рей Ярославский, Роман Прозоровский и Лев Курбский со своими си­лами. Прибыли Иван Всеволодович Холмский и Дмитрий Ростовский. Устюжские князья «и инии мнози князи и воеводы со многими сила­ми»248. Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич были до предела заняты организацией общерусского войска. Волновало лишь отсутс гвие известий от посланного сторожевого отряда. Пришлось снаряжать «вто­рую сторожу» во главе с Климентом Поляниным, Иваном Святослави­чем Свесланиным и Григорием Судаком с наказом скорейшего возвра­щения с вестями. По дороге они встретили возвращающийся отряд Василия Тупика со сведениями и «языком», «царева двора, сановитый муж»249. От него узнали, что Мамай неотвратимо надвигается на Русь, но не спешит, ждёт осени, когда созреет урожай, и ожидает присоеди­нения Олега и Ягайло.

Необходимо было поспешать, чтобы перехватить инициативу из рук противника. Летописи приводят нам любопытные данные, что перед началом похода Дмитрий Иванович отправился в Радонеж за благосло­вением к преподобному Сергию Радонежскому*. Имело ли это боль­шое значение для князя? Ведь в последнее время отношения между ними из-за того, что Сергий категорически выступил против Митяя, были далеко не самыми лучшими. Но здесь дело касалось не личного. Сергий уже тогда стал символом святости, Верховным носителем пра­вославного русскою духа, и его благословение нужно было через кня­зя всему русскому войску для укрепления веры в правоте дела, для жертвенности во имя Подвига. Вот почему, поручив заботу о войске Владимиру Андреевичу, Дмитрий с небольшим окружением 18 авгус­та прискакал в Троицкий монастырь.

Был воскресный день. Князь вместе с прихожанами участвовал в литургии в честь памяти святых мучеников Флора и Лавра. После его окончания Сергий просил Великого князя откушать хлеба в доме Жи-воначалыюй Троицы. И как не спешил князь, доводы Сергия были силь­нее: «Се ти замедление сугубо ти поспешение будеть. Не уже бо ти, господине, еще венецъ сиа победы носити, нъ по минувших летех, а иным убо многым ныне венци плетуться»250.

'В историческои литературе  неодкократно высказывалась мысль о выдуманносги участия Сергия в Куликовских событиях и о поездке к нему князя Наиболее веско эту точку зрения отстаивает В А Кучкин. В данной работе мы не беремся подвергать со­мнению сообщения летописей В сознании людей, особенно сегодня, имена Сергия Радонежскою и Дмирия Донскою такк слились воедино, что как бы не переписыва­лась история, какие бы идеологические ветры не дули, какие не появлялись бы новые источники, доказывающие невозможность поездки Дмитрия в Радонеж накануне бит­вы, все же в людской памяти это событие останется духовным памятником великого свершения двух великих людей России      

 


Акцентируем внимание ещё раз на этом: «...это твоё промедление двойным для тебя поспеше-ньем обернётся. Ибо не сейчас ещё, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уже венцы плетутся»251. Заканчивалась трапеза. Сергий окропил Дмитрия Ивановича и его окружение священной водой с мощей святых мучени­ков Флора и Лавра и, осенив Великого князя крестом, благ ословил на ратный подвиг. «Пойди, господине, на поганыа половци, призывая Бога, и Господь Богъ будеть ти помощникъ и заступникъ»252. Затем тихо, что­бы только слышал князь, предрёк: «Победишь, господин, супостатов своих, как и подобает тебе, государь наш»2". Можно себе представить, как воодушевился князь, как расправились его плечи. Одно дело идти в неизвестное, другое — на трудное, смертельное дело, но с увереннос-тью в победе. Дмитрий Иванович обратился с просьбой к святому Отцу отпустить вместе с ним в поход двух иноков, Пересвета и Ослябю, из­вестных по их мирской жизни как храбрых воинов, но главное «полки умеюща рядити»254, то есть опытных военачальников, столь необходи­мых ему сейчас для организации войска. Старец велел им быстро со­бираться, но они уже были готовы, так как видели в предстоящем сра­жении не только столкновение военных ратей, но и защиту православ­ной веры от иноверцев. Вот почему в бою они выступили и как воины, и как схимники одновременно, такими и остались в нашей памяти.

Получив благословение блаженного старца, окрылённый Дмитрий Иванович возвратился в Москву. Здесь предстоял последний акт ду­ховного причащения и благословения. В Соборной церкви сосгоялось торжественное богослужение. Долго молился Дмитрий перед главной реликвией русской церкви, иконой пречистой Богородицы, «юже Лука Евангелист написа»255, а проще - известной как Владимирская Богома­терь. Много раз защищала она Русь, настало и сегодня её время. Затем Дмитрий преклонил колени перед гробом митрополита Петра, моля его о помощи. Князь Великий напоследок зашёл в Архангельский со­бор и у гробов своих родителей простился и благословился. Выйдя из церкви, вскочил на коня и отдал приказ о выступлении из Москвы на Коломну. При выходе из юрода, по обычаю, отвесили троекратный поклон оставшимся в городе. А на крепостных стенах их провожали жёны, матери, сестры, дети, немногие оставшиеся воины. «Княгини же великая Еовдокея, и княгини Владимерова Мариа и иных право-славъных князей княгини и многыа жены воеводскыа и боярыни московьскыа, и служима жены ту стояще, проводы деющи, въ слезахъ и въсклицании сердечнем не могуще ни слова изрещи»256, понимая, что многих воинов видят в последний раз.

Из Москвы войско выступило тремя колоннами по трём дорогам, ведущим в Коломну. И дело, наверное, не только в том, что «яко же вместитися единою дорогою»257, ведь в дальнейшем, двигаясь к Ко­ломне, войска соединились вместе, сколько уже в этом походе отраба­тывались некие стратегические планы, предусматривающие возмож­ное нападение с флангов ратей Олега и Ягайло. Сам князь великий пошёл но Серпуховской дороге, по дороге на Брашево двигались войс­ка Владимира Андреевича, а белозерские князья - Болваковскою доро­гою. Встретились все па переправе через Москву-реку у Боровского перевоза'38. Расстояние до Коломны, равное около ста километрам, вой­ска, обременённые обозами, преодолели примерно за 4-5 дней.

Великого князя уже ожидали. Архиепископ Коломенский Геронтий (по «Сказанию о Мамаевом побоище») или епископ Герасим (по Нико­новской летописи) вместе с клиром, со святыми иконами, со всем со­бравшимся в Коломне войском встретил Дмитрия Ивановича у городс­ких ворот. Назавтра, в воскресенье 28 августа, был назначен общевой­сковой смотр. Материалы, дошедшие до нашего времени, дают цен­нейшую информацию и о составе войска, принципах формирования полков, организационного членения войска и многое другое.

Прежде всего это было конфедеративное войско. Принцип его фор­мирования был следующим. Каждый князь, входящий в московскую коалицию, собирал воинов из сёл, волостей, удельных княжеств, вас­сальных ему, причём помимо профессионального воинства — дружин­ников, включалось «мнози людие и купци со всехъ земель и градовъ»259, т.е. ополчение. Главная задача смотра в Коломне состояла в том, чтобы из этих разрозненных, по-разному подготовленных и экипированных отрядов создать единые полки, в которых бы не различались ярослав-цы или ростовчане, белозерцы или москвичи. Другая задача: во главе этих полков поставить самых опытных полководцев, не беря во внима­ние их родословную, может быть где-то смирить амбиции князей, под­чинить всё одной цели, превратить каждый полк в мобильную дисцип­линированную единицу. Очень интересно видится и организационное членение войска. В Коломне оно было поделено на 4 полка260. В боль­шой полк под командование Дмитрия Ивановича вошли Белозерские полки «бе бо удалы зело и мужествени». «Полк правой руки» возгла­вил Владимир Андреевич - в него вошли ярославские князья и воево­ды Данило Белоус, Константин Кананович, князья Фёдор Елецкий. Юрий Мещерский, Андрей Муромский. «Полком левой руки» коман­довал Глеб Брянский. Передовой полк «уряди» смоленским князьям Дмитрию и Владимиру Всеволодовичам, в него же вошли коломенс­кий воевода Микула Васильевич, владимирский и юрьевский воевода Тимофей Волуевич, костромской воевода Иван Родионович Квашня, переяславский воевода Андрей Серкизович261. А.Н.Кирпичников убе­дительно доказал присутствие на коломенском смотре и новгородских войск, которые не отмечены в источниках. Их он поместил в полк ле­вой руки262. Необходимо отметить, что такая разбивка на полки носила пока временный характер, походный; по мере вливания новых сил про­исходила перегруппировка, но важно, что сформировался костяк буду­щего войска, готового теперь отразить удар врага и во время марша, и в открытом бою.

Судить о численности собравшихся в Коломне русских войск очень сложно. Оставим лишь пока сообщение «Летописной повести о Кули-жовской битве»: «И прииде на Коломну, събра вой своих 100 тысящ и ] 00, опроче князей и воевод местных. И от начала миру не бывала та­кова сила рускаа князей руских, яко же при семь князи беаше. А все силы и всехъ рати числомъ с полтораста тысящ или двесте»2''3 - без какого-либо комментария. Действительно только, что такой военной силы Русь ещё не собирала.

После смотра в Коломне русское войско направилось вдоль Оки и остановилось для переправы в устье реки Лопасти. Ока была границей Московского княжества с Рязанским. Можно поджидать врага на рубе­жах своей земли и попытаться не пропустить его на русскую землю. Разведчики доносили, что Мамай в это время кочует где-то в районе реки Красивой Мечи, вне границ Рязанского княжества; Ягайло дви­гался на встречу с Мамаем и был где-то около города Одоева; Олег Иванович без движения находится у Переяславля Рязанского. А можно было перехватить инициативу у соперника и быстрым маршем пройти к Дону, опередить союзников, предотвратить их соединение и нанести сокрушительное поражение не ожидающему войску Мамая.

Кстати, о союзниках Мамая. По всему видно, что Олег не спешит на соединение. За то время, что ордынские войска кочуют в верховьях Дона, можно было бы соединиться несколько раз. Численность войска Олега была невелика, и при желании Дмитрий Иванович мог из Ко­ломны направить несколько отрядов на Рязань (на этот переход потре­бовалось бы 2-3 дня) и разгромить своего противника. Он этого не сде­лал. Более того, избрав местом переправы через Оку не район у Колом­ны, а продвинувшись вверх до устья реки Лопасни, он дал понять, что рейд по Рязанскому княжеству, который неминуемо привёл бы к разо­рению местности, не входил в его план. Дмитрий Иванович избрал маршрут не через центральные районы Рязанского княжества, а по его юго-западной окраине, при этом предупредив всё своё войско «аще кто идсть по Рязаньской земле, да никтоже ничемуже коснется, и ничтоже возметь у кого, и ни единому власу коснется»264. Это ли не доказатель­ство соблюдения тайного союзного договора? По всему видно, что и Ягайло не особенно торопился. Сказывалась ли та ситуация, что в его войске большинство было православных из подчинённых русских зе­мель? И одно дело воевать с Москвой один на один, или же на стороне ордынцев, против своих же православных. А с другой стороны, инте­ресную позицию занимают союзники Дмитрия Ивановича - Андрей и Дмитрий Ольгердовичи. Мы их пока не видим в общерусском войске, хотя знаем об их союзническом долге и желании воевать против Ягай-ло. Мы помним о том Брянском плацдарме, отвоёванном в 1379 году. До поры до времени Андрей и Дмитрий Олыердовичи играют роль буфера. Они не идут на соединение к Лопасне, а какое-то время подни­маются по Оке вверх, затем, переправившись, идут параллельно с Ягай-ло вес время держа его передвижение в поле зрения, мешая соеди­ниться с Олегом, направляя к Мамаю более дальней дорогой. Видится, что в том, что Ягайло не успел на Куликово поле, есть заслуга и Оль-гердовичей.

Во время переправы через Лопасню к войску Дмитрия Ивановича присоединился московский тысяцкий Тимофей Васильевич, который привёл из Москвы воинов, опоздавших на сбор. Рати всё подходили. Дмитрий печалился, что за ускоренным маршем не поспевает пехота, и оставил па переправе Тимофея Васильевича с наказом нагонять его. Ситуация заставляла спешить.

1 сентября265 войска Дмитрия Ивановича подошли к местечку Бере-зуй, примерно в 30 км от устья Дона. Здесь состоялась встреча обще-Русских войск с псковскими и полоцкими ратями Андрея Ольгердовича и брянскими Дмитрия Ольгердовича. Сейчас же Дмитрием Ивано­вичем была послана новая разведка под командованием воеводы Семё­на Мелика, «да видятся с стражи татарскими и подадят скоро весть»266 Разведка достигла Дона, и здесь два воина - Пётр Горский и Карп Алек­сандрович — захватили в плен знатного ордынца «отъ сановитыхъ ца-ревыхъ»267. От него вызнали, что Мамай уже находится в районе Кузь­миной Гати, передвигается не торопясь, поджидая Ягайло и Олега, а о Дмитрии не имеет никаких вестей, руководствуясь сведениями, полу­чаемыми им от Олега. Мамай дня через три должен быть на Дону, и на вопрос великого князя о численности его войска сказал: «Неисчетно многое множество въинства его силы, никому же мощно исчести»268

Вновь Дмитрий Иванович созывает военный совет. В памяти лето­писцев запечатлелась лишь только часть обсуждаемых проблем1 |де принять бой? Стоит или нет переправляться через Дон? Всем было понятно, что надо поспешать. И приводимые в летописях аргументы в пользу того, что лучше встретить врага на этой стороне Дона, не пере­правляясь, скорее, более поздняя выдумка Иначе зачем тогда было уг­лубляться в степь, переходить Оку. Важно было опередить противни­ка, занять место, более выгодное для себя, и втянуть соперника в бои, пока не подоспели литовские рати. Поэтому вопрос стоял однозначно битва на той стороне Дона, и, аргументируя ото, Дмитрий Иванович произнёс пламенную речь, «...братиа, лучши есть честна смерть злаю живота; лутчи было не ити противу безбожныхъ сихъ, неже, пришедь и ничтоже сотворивъ, возвратитися вспять; преидемъ убо ныне вь сий день за Дон вси и тамо положимъ главы своя вси за святыа церкви и га православную веру и за братью нашу, за хрисжанство»269. Как это со­звучно со словами его далекого пращура Святослава Игоревича!

Речь Дмитрия Ивановича подвела итог спорам: строить мосты и переправляться через Дон. Очевидно, на совете решался и главный вопрос, о месте боя. Разведка достаточно хорошо изучила прилегаю­щую местность и лучше Куликова поля, лежащего в водоразделах рек Непрядвы, Смолки, Нижнего Дубяка, трудно было что-то придуман. Для русского войска важно было, чтобы местность была защищена с флангов естественными преградами, мешающими охват ордынской конницы противника с флангов. А это поле подходило как нельзя луч­ше: реки и дубравы с флангов прикрывают войска, тыл защищает река Непрядва. По сообщению тех же разведчиков, стало известно, что Мамай покинул район Красивой Мечи и движется в сторону Куликова поля. Осталось только заманить его туда, не дать разгадать свой стратеги­ческий план.

7 сентября русские войска стали переправляться черед Дон270, раз­рушая за собой мосты с единственной мыслью: либо победить, либо всем погибнуть. Перед переправой была проведена генеральная репетиция построения русских войск перед предстоящей битвой. Был определён боевой порядок, заметно отличающийся от походного. А уже в самый канун битвы была осуществлена ещё некая коррекция сил и выработаны детали предстоящего сражения. Руководил этой операци­ей один из самых опытных военачальников Дмитрий Михайлович Боброк Волынский, «еще же устрои той воевода Дмитрей и полки»271. Это
подтверждает и «Сказание о Мамаевом побоище»: «Дмитрей Боброковь, родом  Волынскые земли, иже нарочитый бысть пълководець, велми уставиша плъци по достоанию, елико где кому подобаеть стояти»272.

В     основу пост роения легло традиционное в то время членение вой­ска на центр и фланги. Боброк ввёл новшества, исходя из топографии местности, из разведанных данных о силах противников. Всё русское войско было разделено на разновеликие полки, включавшие в себя несколько отрядов, состоящих либо из конницы или пехоты, под руководством своих командиров. Каждый полк и отряд имел знаки отличия в виде стягов. Они показывали местоположение отряда и его передвижения. Все должно было подчинено единым тактическим правилам, исходя из особенностей складывающегося боя. К сожалению, источники очень слабо освещают вопрос о том, какие князья в каких полках сражались. Да и гак ли это сейчас существенно. Ведь добрым словом надо помянуть и тех, кто пал в первом столкновении, кто не выдержал
мощного штурма и кто переломил исход битвы. Перед историей все равновелики, потому что делали общее дело. Не было ни одного, кто струсил, проявил робость и бежал с ноля боя, бросив соратников. Поэтому так ли уж важны имена? Ну a тex, кого всё же история выделила, о них разговор особый.

Основу русского войска составил Большой полк, куда вошли преж­де всего владимирские и суздальские отряды271. Здесь была ставка Дмитрия Ивановича, в центре Которой развивалось великокняжеское Красное (чермное) знамя с изображением Нерукотворного Спаса. Ве­ликий князь взял на себя управление всем войском во время битвы. А для командования Большим полком и себе в помощь назначил боярина и воеводу Михаила Андреевича Бренка, боярина и воеводу Ивана Родионовича Квашню и князя Ивана Васильевича Смоленского274. На флангах располагались полки Правой и Левой руки.

Полк Левой руки состоял в основном из белозерских и ярославских отрядов275, возглавляемых князьями Фёдором и Иваном Романовичами Белозерскими, Василием Васильевичем Ярославским, Фёдором Ми­хайловичем Моложским276.

Полк Правой руки возглавлялся Андреем Ольгердовичем «с северс-ким и новгородским полками и псковичи»277. Ему в помощь были отря­жены князья Андрей Фёдорович Ростовский, Андрей Фёдорович Ста-родубский и воевода Фёдор Грунка.

Передовой полк по замыслам должен был находиться перед боль­шим полком. Он включал в себя ополчение, городские полки, состя-щие в основном из пехоты, как правило, малообученной и плохо воо­руженной. Она должна была принять на себя первый удар противника, заставить увязнуть его в этом массиве человеческих тел, сбить собой первый наступательный порыв, облегчив этим самым положение Боль­шого полка. И обеспечить всё это должны были Дмитрий и Владимир Всеволодовичи, князья Друцкие278 и воевода Микула Васильевич279. Многим из них пришлось испить до конца горькую чашу.

Особая роль отводилась резерву. Он делился на две части: засадный полк и частный резерв. Задачи им отводились разные. Частный резерв должен был, находясь позади Большого полка и полка Левой руки, «в пожарном порядке» закрывать прорыв ордынской конницы. Дело в том, что по сведениям разведки, на правом фланге Мамасвого войска нахо-дились самые отборные конные отряды. И именно здесь, на левом флан­ге защиты, могло возникнуть самое уязвлённое место в русской оборо­не. Эта миссия возлагалась на Дмитрия Ольгердовича «с северяны и псковичи»280. И, наконец, большое значение придавалось Засадному полку. «Князь велики же отпусти брата своего изь двоюродныхъ князя Володимера Андреевича вверхъ по Дону въ дубраву западной полкъ, давъ ему достойныхъ изъ своего двора избранныхъ; еще же отпусти съ нимъ известнаго воеводу Дмитреа Боброкова Волынца, еще же устрой той воевода Дмитрей и полки»281. На помощь им были даны князья Роман Михайлович Брянский и Василий Михайлович Кашинский282 Засадный полк был расположен в дубраве за рекой Смолкой и опять же в месте возможного прорыва русского левого фланга обороны.


Случайно или нет подобное расположение русских войск, осуще­ствлённое 7 сентября за сутки до битвы? Зная слабости левого флан­га, не лучше бы было перегруппировать силы, подстраховать себя? Но тогда в изнурительной открытой борьбе ещё неизвестно, чья возьмёт. Нужен был хитрый рискованный план, позволяющий в нуж­ный момент ввести свежие силы и наголову разгромить противника. Но это могло осуществиться только при чётком выполнении всех ма­нёвров и действий.

И, наконец, сторожевой полк, в который вошли сторожевые отряды, разведчики, лихие наездники. Его возглавлял московский воевода Се­мён Мелик, в помощь были определены князья Василий Оболенский, Фёдор Тарусский и воевода Михаил Акинфович283. О его целях и зада­чах мы расскажем ниже.

Теперь настало время оценить общую численность русских войск. Бесспорно, во время построения был определён и их количественный состав. Но источники об этом либо молчат, либо говорят иносказатель­но, туманно. «И бе видети Русьская сила неизреченна многа, яко вящ-ше чегырехсотъ тысящь и конныа и пешиа рати, такоже и Татарьскаа сила много зело»184. Нечто подобное мы находим у В.Н.Татищева: «И начаша считати, колико их всех есть и изочтоша вящше четыредесяти тысящ воинства коннаго и пешаго»2". Разные источники по-разному оценивают численноегь русских войск — от 200286 тысяч до названных 400 тысяч. Все только сходятся во мнении, что «от начала бо такова сила не бывала князей Русских, яко же в се время»287, и при этом отме­чают значительное превосходство сил Мамая. Если взять в расчёт сред­нюю численность русского и ордынского войск в 300 - 400 тысяч, то получается, что на Куликовом поле, на территории, удобной для бит­вы, а это около 2,5 - 3 х 4 км288, было сконцентрировано около милли­она человек. И хотя источники говорят об ужасной тесноте, данная рас­кладка, бесспорно, фантастична. Последние исторические исследова­ния, учитывающие и топографию местности, и проводящие скрупу­лёзные анализы подобных битв, показывают, что на стороне Дмитрия Ивановича участвовало предположительно 50 - 60 тысяч человек289, а войско Мамая, включая численность наёмников, — где-то порядка 80 — 100 тысяч290.

Ещё сложнее дать расстановку войск Мамая перед и во время бит-вы. Известно, что основу ордынского войска составляла лёгкая мобильная конница. Она, по всей видимости, входила в состав передового от­ряда, наносящего первый разящий удар. Кроме этого, в состав войска Мамая включалась наёмная генуэзская пехота из колоний в Крыму, составляющая центр войска. И наконец, фланговые отряды из конни­цы, образующие левое крыло и правое крыло. Также известно, что в ходе боя Мамай ввёл конный резерв для завершающего разгрома. Мож­но сделать вывод, что во многом тактический порядок соперников, их численность совпадали. Решающими могли оказаться мужество, воен­ная хитрость воинов и полководцев.

В ночь с 7 на 8 сентября в русском войске почти никто не^спал. Все мысли - о предстоящем сражении. Кто-то исступлённо молился, при­зывая Богородицу в помощь, кто-то по традиции облачался во всё чис-гое, подгонял доспехи; многие просто тихо сидели у костров, глядя в языки пламени, думая о чём-то своём...

Едва угасла заря, и наступила ночная мгла, Дмитрий Иванович вместе с Дмитрием Боброком и другими воеводами выехали лично в разведку, «выехаша на поле Куликово и сташа среди обоих полков»291.
Источники несколько поэтизируют
эту поездку князя Конечно, она носила прагматичный характер: желание узнать больше о противнике, и всё же... Можно понять состояние и волнение воевод, знающих, что произойдёт на этом месте буквально через некоторое время. В эти моменты невольно обращаешь взор как в сторону своего войска, так и в сторону противника, невольно ищешь некие приметы, пытаясь предугадать грядущие события. «И обратишась к полком татарским и слышавше тамо клич и стук велий, аки торжища снимаются и аки грады зиждущи, и ззади их волцы выюще страшно всльми; по деспей же стране бысть во птицах трепет велий, кличаще и крылами биюще и враны грающе и орлы клегчюще по реце Непрядве. И глагола волынец вели­кому князю: «Что слышал еси?» Он же рече. «Страх и грозу велию слышах»292. Затем Дмич рий Иванович oбpaтил свой взор в сторону рус­ского войска, где стояла глубокая тишина. «Глагола ему Дмитрей Боброков волынец: «Что, господине княже, слышали есте?» Глагола князь великий: «Ничтоже, точию видехом ог множества огнев снимахуся
зари». Глагола Дмитрей Боброков волынец: «Господине княже, благо­дари Бога, имаши победити враги своя»293. Окрылённый возвращалсяк своему войску Великий князь.       


«Тоя же нощи, утру свитающу месяца Сентября въ 8 день, на празд­ник Рожества пречистыа Богородицы, и возходящу сълнцу, бысть мгла велия но всей земле, аки тма, и до третьяго часа дни, а потомъ нача убывати»294. Три часа дня, по нашему времяисчислению - где-то около девяти часов утра295. Большой туман, окутавший всю местность, зат­руднял боевому построению войска, но лишь только мгла начала про­ясняться, заиграли трубы, сзывая свои отряды и полки под развиваю­щиеся стяги. Дмитрий Иванович лично объехал каждый полк, обраща­ясь к воинам, призывал постоять за православие, выполнить свой пос­ледний долг. «Господа ради и пречистыа Богородицы и своего ради спасения подвизайтеся за православную веру и за братию нашу! вси бо есмы oт. мала и до велика братиа едини, внуци Адамли, родъ и племя едино, едино крещение, едина вера христианская, единаго Бога име-немъ Господа нашего Иисуса Христа, въ Троице славимаго, умремъ в сий часъ за имя Его святое, и за православную веру и за святыа церкви, и за братию нашу за все православное христианьство»296. Обращаясь так к воинам, Дмитрий Иванович не различал ни москвичей, ни бело-зерцев, пи ярославцев... Перед ним были единые православные, рус­ские, плечом к плечу стоящие сейчас в рядах, готовые умереть за об­щее дело, «и укрепишася и мужествени быша, яки орлы летающе и яко лвы рыкающе на Татарьскиа полкы»297.

Если русские полки стояли уже на Куликовом поле, то ордынцы ещё только подступили к нему; вот почему всю ночь их войска были в дви­жении, вот почему «клич и стук велий» слышали Дмитрий Иванович и Дмитрий Боброк В районе Красного Холма, в водоразделе рек Курца, Смолка, Нижний Дубяк Мамай располагал своё войско. Зная ог дозор­ных, что в нескольких километрах перед ним стоит готовое к сраже­нию войско, он лихорадочно решал для себя вопрос: либо принять бой сейчас, не разобравшись в диспозиции, либо всячески его оттянуть, выждал, время, когда соединятся союзники, когда будет более благо­приятная для ордынского войска обстановка. И вот здесь резкое и ре­шающее слово сказал сторожевой полк. Для Дмитрия Ивановича очень важно было, чтобы сражение состоялось сегодня, в один из самых свя-чых русских православных праздников, пока не подошли ещё войска Ягайло, находящиеся в двух днях пути, именно на местности более благоприятной русским полкам, нежели ордынским. Нужно было раз­дразнить соперника, обозлить его, заставить, бросив, всё, ринуться в схватку, и тогда уже битву не остановить. Эту задачу выполнил сторо­жевой полк. Состоящий из храбрецов, опытных и умных воинов, лов­ких наездников, он наскоками нападал на строящиеся войска, сшибал­ся с татарскими дозорами, всячески вовлекая их в бой. В «Летописной повести о Куликовской битве» есть даже сообщение, что сам Дмитрий Иванович принял участие в этих стычках: «В урочный час сперва нача­ли съезжаться сторожевые полки русские с татарскими. Сам же князь великий напал первым в сторожевых полках на поганого царя Теляка, называемого воплохцённым дьяволом Мамая. Однако вскоре после того отъехал князь в великий полк...»298. Представляете, как важен был для Дмитрия Ивановича этот момент, если себя он делает приманкой. Уви­дев Великого князя, многие татары рванули, нарушив строй, попытать счастья, а за ними тронулось и всё войско.

«И бывшу уже часу шестому (примерно 12 часов), о самый пол­день, снидошася, и се внезапу сила велика татарская нападе па передо­вой его полк»299. Сторожевые отряды, сделав своё дело, влились в дру­гие полки; теперь наступило время сражения основных сил. «На том поле силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и гремели громы велицыи. То ти счупишася руские сынове с погаными татарами за свою великую обиду. А в них сияли доспехы злаченые, а гремели князи руские мечьми булатными о шеломы хиновские»300 - как сказо­чен и поэтичен мир «Задонщииы», с какой глубокой проникновеннос­тью передаёт поэт те события! Как переживает он за русское воинство!

Дмитрий Иванович из Сторожевого полка возвратился в Большой полк. И вот здесь происходит во многом необъяснимая метаморфоза, действие, являющееся загадкой для многих поколений историков. Мы помним, что в Большом полку размещалась ставка Великою князя. Отсюда из-под великокняжеского знамени должен был руководить бит­вой Дмитрий. Об этом, очевидно, было решено на военном совете пе­ред битвой. Но Дмитрий Иванович изменяет этому решению. Он поже­лал лично принимать участие в самых горячих точках, воодушевлять воинов своим примером. С этой целью он отдаёт бразды правления Большим полком Михаилу Андреевичу Бренку. своему любимцу, «и тому веле всести на копь его, и приволоку свою царскую возложи на него, и всею утварию царскую украси его, и то свое великое знамя чер-мное повеле рынде своему надъ Михаиломъ Андреевичемъ Бренкомъ возити»301. У Великого князя появился двойник, которого могли видеть


как свои воины, так и противники. А сам князь «хотя полки управляти и, где потреба явится, помосчь подавати»302. Как оценить эти действия Великого князя? И что значит этот камуфляж с переодеванием? По­пытка спасти себя, подставив под удар другого? Ведь всем понятно, что в первую очередь противник будет стремиться обезглавить армию. Если это так, то Дмитрий сознательно обрекал своего любимца на ги­бель. Но гибель вождя практически всегда приводила к панике в войс­ке, и в результате - к поражению. Такая ситуация сложится через неко­торое время и в Большом полку после гибели Бренка. Но общей пани­ки не последовало. Вероятно, не об этом думал Дмитрий, передавая знаки княжеского отличия воеводе, и не трусость, желание спастись в этой мясорубке двигали им. Все источники сходятся в том, что Дмит­рий Иванович личным примером хотел воодушевлять воинов, оказы­ваясь в самых жарких точках боя. Героизм, личный пример — это хоро­шо, но зададим другой вопрос: а дело ли это полководца? Для нашего поколения есть классическое объяснение поведения командира, дан­ное Василием Ивановичем Чапаевым, когда командир должен быть в арьергарде, а когда и «впереди на боевом коне». Ведь объясняли же Дмитрию Ивановичу его мудрые бояре и воеводы: «Не подобаеть тебе, великому князю, наперед самому в пълку битися, тебе подобаеть особь стояти и пас смотрити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храб­рость перед тобою явити»301. Мне кажется, что эту ситуацию можно объяснить следующим образом. В отличие от Мамая, который коман­довал боем, находясь на Красном холме, господствующей высоте на Куликовом поле, с русской стороны такой точки, где можно было бы «Особь стояти и на нас смотрети», не было. И волей-неволей великий князь, чтобы иметь свою информацию, вынужден был посылать своих приближённых в полки и отряды, «яко князи и воеводы, ездясче по полком»104, либо ездить туда самому. А переодевание нужно было, с одной стороны, чтобы видели войска, что князь всегда с ними под ве­ликокняжеским стягом, и, с другой стороны, чтобы не привлекать вни­мание ордынцев, отправляясь в подобные разъезды. Так что не тру­сость князя, а желание самому держать нити правления боем застави­ли пойти его на подобный шаг. А попадая в гущу боя, уже трудно удер­жать себя и отличного участия в сражении...

Описывать ход битвы очень сложно. Источники не дают нам возмож­ности (да это понятно и объяснимо) взглянуть на Куликово поле с высоты птичьего полёта, разом объять всё происходящее. Да и сами участ­ники, со слов которых потом писалось об этом событии, каждый видел и знал только то, что происходило с ним. Разве могли воины, находя­щиеся в засадном полку, описать начало сражения, или те, кто принял первую атаку, рассказать о финале боя и т.д. Поэтому приходится по крупицам собирать все данные, чтобы реконструировать как можно в больших деталях ход битвы, есть некая «зависть» и благодарность ве­ликому кинорежиссёру С.Бондарчуку, показавшему сверху ход Боро­динского сражения...

«Татарьскаа борзо съ шоломяни грядуще, и ту накы, не поступаю-ще, сташа, ибо несгь места, где имъ разступитися; и тако сташа, копиа покладше, стена у с гены, каждо ихь на плещу преднихъ своихъ имуще, передние краче, а задние должае»305 Первыми в бой рванулись аван­гардные полки Мамая, в центре - ощетинившаяся копьями генуэзская пехота, на флангах - лёгкая ордынская конница. И вот здесь произош­ла непредвиденная заминка. Ордынцы нападали «борзо» и при этом не успели оценить, что местность для них слишком мала, чтобы задей­ствовать все силы. Нужна была срочная остановка, чтобы перегруппи­ровать их. Только этим можно объяснить последующий поединок двух богатырей. Иначе выглядит нелогично. Рвущиеся в бой ордынцы на всём скаку останавливают лошадей, чтобы посмотреть и оценить ры­царский поединок. Пока войска располагались на некотором расстоя­нии друг от друга, велась перестрелка, выезжали отдельные храбрецы похвалиться удалью. История зафиксировала только один такой поеди­нок. «Выеде изъ попку Татарьскаго богатырь великъ зело, и широту велику имея, и мужествомъ великимъ являася; и бе всемъ страшенъ зело, и никтоже смеаще противу его изыти»306. С русской стороны на бой вызвался Пересвет-тот инок, которого отпустил с Дмитрием Сер­гий Радонежский. «Бе же сей Пересвстъ егда вь мире бе, славный бога­тырь бяше, велию силу и Kpeпocть имея, величествомъ же и широкою всехъ превзыде, и смысленъ зело къ воиньственному делу и наряду»307. Итак, Пересвет и Тимур-мурза- татарский великан, кто победит за тем войском и преимущество моральное в начале битвы, «и ударишася крепко толико громко и силно, яко земле потрястися, и спадоша оба на землю мертви и ту конець приаша оба; сице же и кони ихъ въ томъ часе мертви быша»308. Начало боя было ничейным.


Перегруппировавшись, брдынцы ударили по русским войскам и «бысть брань крепка и сеча зла зело»309. Первоначальный удар был на­несён по Передовому попку русских. Новобранцы-ополченцы, состав­лявшие основу этого полка, не смогли сдержать жестокий и стреми­тельный напор превосходящих сил соперника и большей частью по­легли, а частью просто влились в состав Большого полка. Приняв на себя первый удар, Передовой полк перед историей выполнил свою миссию. И тогда в бой вступили основные силы противников. Мамай атаковал на всех направлениях: и по центру, и на флангах. И всё же основные силы были брошены на центр русского войска. «Ломашася копии, яко солома, стрел множество, аки дождя, и пыль закрыта лучи солнечпии, а мечи токмо, яко молния, блистахуся. И падаху людие, яко грава, пред косою, лияся кровь, яко вода, и протекоша ручей. От ржа­ния же и топота конска и стенания язвенных не слышат и было никоего речения»310. И не разобрать уже, где тело христианское, а где татарс­кое, люди жестоко уничтожали друг друга, ничего не разбирая; тесно­та была такая ужасная, что люди умирали не только от оружия, но и под конскими копытами, задавленные навалившимися телами. «И ту пешаа Руская великаа рать, аки древеса сломишася и, аки сена посече­но, лежаху, и бе видети страшно зело»311. Владимирские и суздальские отряды, составляющие основу Большого полка, стеною встали па пути противника, и хотя уже прорвались ордынцы к великокняжескому зна­мени и подрубили его, убили Михаила Бренка, князь Глеб Брянский и тысяцкий великого князя Тимофей Васильевич сумели контратаковать и «зело крепце бишеся и не даюсче татаром одолевати»312. Дмитрий Иванович оказывался в самых критических участках битвы. Под ним убили одного коня, другого, «и самого великаго князя тяжко раниша, он же едва с побоисча избеже»313. Дальше битва продолжалась уже без него.

Мамай попытался массированными ударами опрокинуть фланги русскою войска. Первоначально акцент был сделан на полк Правой руки Но здесь ордынскую конницу встретила бронированная конница Андрея Ольгердовича Легко отбив атаку, они могли бы перейти в кон-наступление, но тогда невольно оголили бы Большой полк, «но не смеяше вдаль гнатися, видя большой полк недвижусчийся и яко вся сила татарская паде на средину и лежи, хотяху разорвати»314. Боевая выучка и дисциплинированность победили смутное желание броситься за врагом. Видя бесплодность попыток прорвать правый фланг русских, Мамай бросил силы на полк Левой руки. Здесь атака ордынской  конницы была более успешной. Смяв белозерские отряды, ордынцы начали теснить их к берегам Непрядвы, освобождая себе правый фланг
и заходя в тыл Большому полку. В этот момент Мамай, посчитав его самым решительным, ввёл в бой все свои резервы. Казалось, вот ещё одно усилие, и русские будут смяты. Это был самый критический момент сражения. На помощь полку Левой руки бросился Дмитрий Ольгердович со своим резервным полком. Перегруппировались и отряды Большого полка, «и ту бысть бой тяжкий, Бывщу же яко девяти часом,и бысть такая смятия, яко не можаху разбирати своих, татаре бо въезжаху в руские полки, а руские в полки татарские»315. Каково состояние томившихся в засаде воинов Владимира Андреевича! Сначала только догадываясь, как идёт сражение, затем, когда битва подкатила к дубра­ве, где прятался запасный полк, видя и желая помочь, как было велико их напряжение и нетерпение! Несколько раз порывался Владимир Андреевич вступить в битву, но каждый раз его осаждал опытный Владимир Волынец. «Беда, княже, велика, не уже пришла година наша: начинаай без времени, вред себе приемлеть: класы бо пшеничныа подавляеми, атрьнии (сорняки) ростуще и буяюще над благородными»316. Ждал,
ждал опытный полководец, когда полностью увязнут татары в русских полках, оголят свой тыл. И вот когда этот момент настал, воскликнул «гласом великым: «Княже Владимеръ, наше время приспе и часъ: по­добный прииде»317. Удар Запасного полка был неожиданным, для уже почти ликующего противника, и столь стремителен и всесокрушающ,
что ордынцы дрогнули и заколебались.,:,

Вступление в бой новых сил Владимира Андреевича резко вооду­шевило всех сражающихся русских. Большой полк, взяв в клещи с За­пасным полком прорвавшиеся ордынские отряды, с утроенной энерги­ей принялись бить врага. Андрей Ольгердович резким ударом с право­го фланга опрокинул противостоящего ему противника. Среди ордын­цев началась паника, и они, сминая свою же пехоту, бросились вспять. Вот так оценивает Никоновская летопись состояние оцепенения, овла­девшее татарами после нападения на них новых сил: «Увы намъ, увы намъ! Христиане упремудрили надъ нами лутчиа и удалыа князи и во­еводы втаю оставиша и на насъ неутомлены уготовиша: наши же руки ослабеша, и плещи усташа, и колени оцепенеша, и кони наши утомлени суть зело, и оружиа наша изринушася; и кто можетъ противу ихъ стати? горе тебе, великый Мамаю!»318 Мамай попытался остановить бегущие полки, пытался создать защиту Красного холма, йо всё уже было тщетно, «абие побеже сам и сусчие с ним, рустии же полцы по-гнаша во след ихъ; и догнавше станов, ту паки татарове опершися, оба-че и ту вскоре сломише и вся таборы их вземше, богатства их разнесо-ша и гнаша до реки Мечи; ту множество татар истопиша»319. Отряды Владимира Андреевича и Ольгердовичей преследовали убегающего про­тивника и только перед закатом солнца возвратились на место битвы.

Страшная картина открылась перед ними. Всё поле было завалено тысячами людей, коней и «всюду реки кровавые протекоша»320. Запели грубы, сзывая живых, поднимая раненых; бой кончился, но никто не забывал о войске Ягайло, который мог напасть в любую минуту. Нуж­но было отдать честь убитым, позаботиться о раненых, быть готовым к нападению нового противника. В эту минуту вспомнили о Великом князе. Владимир Андреевич стал расспрашивать всех: видел ли кто его. Некоторые говорили: «Аз видех его крепко бьющася и бежаша. И паки ведех его с четырмя татарины быощася и бежаша от них, и не вем, что сотворися ему»321. Князь Степан Новосильский также сказал, что ви­дел его в бою: «Аз видех его пеша с побоища, едва идуща, язвен бо бысть вельми, и не мог помощи емудати, понеже сам гоним бех треми татарины»322. Тогда Владимир Андреевич приказал всем разойтись по полю боя и устроить коллективный розыск. Нашли Михаила Андрее­вича Бренка, одетого в одежды князя И лежащего убитым, нашли князя Фёдора Семёновича белозерского, похожего на Дмитрия, а самого всё не могли разыскать. Наконец двое простых воинов, Фёдор Порозович и Фёдор Холопов, отклонившись во время поисков к дубраве, нашли князя «бита вельми, едва точию дышуща, под новосеченым древом под ветми лежаща, аки мертв»323. Дали знать Владимиру Андреевичу, и когда тот прискакал с людьми, выяснилось, что князь жив, все доспехи у него помяты и пробиты, но видимых ран на теле нет, а сам был, по всей видимости, контужен. Очнувшись, Дмитрий Иванович долго не мог никого узнать. Тогда Владимир Андреевич возвестил ему о великой победе, и только после этого рассудок князя стал проясняться. «Он же возрадовася духом, хотяше востати, но не можаше, и едва возставиша его»324. К князю подвели коня, подсадили на седло, и вместе со всеми он стал объезжать поле боя, везде видя страшную картину прошедшего боя. Подъехав к своему шатру, приказал трубить общий сбор и. за­быв про свою боль, послал всюду искать раненых, чтобы те не умерли без помощи.

Наутро, когда собрались все люди, великий князь Дмитрий Ивано­вич встал среди них, скорбя о погибших, радуясь живым: «Братиа моа, князи русскыа и боаре местныа, и служилыа люди всеа земля! Вам подобаеть тако служыти, а мне - по достоанию похвалите вас. Егда же упасеть мя господь и буду на Своем столе, на великом княжении, въ граде Москве, тогда имам по достоанию даровати вас. Ныне же сиа уп-равим, коиждо ближняго своего похороним, да не будуть зверем на сне-дение телеса христианьскаа»325.

Восемь дней стояло русское войско на поле Куликовом, выполняя свой последний долг перед убитыми. Раненых с обозами отправили на Русь, а сами копали братские могилы, отпевали и хоронили соратни­ков. Одновременно вёлся и учёт погибших. И хотя в источниках эти цифры очень фантастические и разрозненные, можно в целом опреде­лить потери русского войска. В.Н.Татищев называет 20 тысяч русских воинов326. Если мы взяли за точку отсчёта общее количество русского воинства в 50-60 тысяч человек, то выходит, что потери составили око­ло одной трети - половины войска. Понятна во многом условность этих подсчётов, главное, что победа была добыта ценой громадных челове­ческих потерь: «оскуде бо отнюдь вся земля Рускаа воеводами и слуга­ми и всеми воиньствы»327.

Ну, а что же союзники Мамая? Трудно прогнозировать, чем бы за­кончилось сражение, приди Ягайло вовремя на соединение с ордынца­ми. Во всяком случае Дмитрий Иванович сделал всё, чтобы этого не произошло. А Ягайло в одиночку не решился принять бой с уставши­ми, побитыми войсками московского князя. Узнав о результатах бит­вы, «князь же Ягайло побеже и со всею своею силою Литовъскою на­зад со многою корыстью никымъ же гоним, не видев великово князя. ни рати его, ни оружья его, но токмо имени ею боящеся и трепещу-ще»328. Что заставило великого князя Литовского, проделав такой боль­шой путь, отказаться от битвы? Ведь думается, что шансов на успех у него было много. Наверное, правы те исследователи, считающие, что главной причиной того, что Ягайло тянул с походом и неучастием в битве, является наличие в его войске большого процента православ­ных воинов из русских княжеств, для которых воевать в союзе с Ордой


против православного мира было позором329. В результате этого в вой­ске Ягайло возникли разногласия, из-за чего он и не решился на битву с Дмитрием, уйдя в Литву, по дороге пограбив возвращающиеся оди­ночные русские отряды330.

Сложнее пришлось Олегу Ивановичу Рязанскому. Чувствуя двой­ственность своего положения, он теперь ждал ответной реакции Дмит­рия и готов был ко всему. Собрав своих домашних и казну, он готовил­ся бежать в Литву. К Великому князю Олег послал бояр своих с моль­бой о снисхождении за всё учинившее. «Князь великий же иде через Рязанскую землю, не толе не восхоте никоего зла сотворити, но послы Ольговы с миром и любовию отпусти и всем воям своим, яко же преж­де, заповеда, да никоего зла в земли Резанстей сотворят; и прешед с миром»331. Правда, в «Летописной повести о Куликовской битве» есть упоминание, ню Олег приказал грабить и обирать возвращающиеся отряды. Дмитрий хотел направить свои полки на Рязань, и только вме­шательство рязанских бояр, сказавших, что их князь бежал, и упросив­ших не посылать на них ратей, помешало осуществить данное наказа­ние. На Рязанском княжении были посажены московские наместни­ки332. Как бы то ни было, чувствуется, что большого желания наказать «предателя» у Дмитрия Ивановича не было, что ещё раз подтверждает мысль о наличии некоего договора между князьями.

Сам Мамай с остатками своей армии бежал в Орду. Спешно стал собирать новые военные силы для похода на Русь. Но этот поход не состоялся, так как пришлось срочно заниматься внутренними делами. Появился новый претендент на власть в Сарае, хан Синей Орды Тохта-мыш. Завоевав всё левобережье Волги, пользуясь покровительством и помощью непобедимого Тимура, он переправился через Волгу и напал на Мамая на реке Калке (знаменитой Калке, где в 1223 году русские впервые встретились с монголо-татарами). Битва, скорее всего, не была долгой, гак как все приближённые Мамая отреклись от него и пере­шли на сторону более сильного повелителя, принеся ему клятву верно­сти333. Мамай с небольшой кучкой единомышленников, спасаясь от пре­следования, бежал в Кафу. к своим бывшим союзникам, но кому нужен разбитый и брошенный всеми союзник. На первое же послание гонцов Тохтамыша о выдаче Мамая генуэзцы вероломно схватили и убили бывшего хана. Новая власть - новые союзники. В степях Золотой Орды вся полнота власти сосредоточилась в руках нового хана Тохтамыша.


Вновь вернёмся к Дмитрию Ивановичу. Похоронив убитых, он воз­вращается домой. После переправы через Дон пришла пора прощаться с Ольгердовичами, направлявшимися в свои княжества: «отпусти князь великий князя Димитриа Олгердовича и вся князи литовския с любо-вию многою и дары, елико от имеемых с собою, вся раздаде»334. 21 сентября Дмитрий Иванович пришёл к Коломне. Немногим более ме­сяца прошло с того времени, когда русские войска уходили на битву, в неизвестное. А сейчас «уже бо по Руской земле простреся веселие и буйство»135, с большой торжественностью встречают победителей. Епископ Герасим со всем своим собором с крестами и святыми икона­ми с радостью великой благословлял Великого князя у ворот города, затем отслужил праздничный молебен во здравие Великого князя и его воинства. Отдохнув 4 дня в Коломне, войско направилось к Москве, и 28 сентября была устроена торжественная встреча в столице. Отряды с великой честью отправлялись в свои земли, где их с нетерпением под­жидали родные и близкие. А князь Дмитрий Иванович отправился в Радонеж, чтобы отблагодарить преподобного игумена Сергия. «И пре­быв ту в монастыри носчь, игумена Сергия корми и всю братию его, и паки возвратися во град Москву, почив от многих трудов и великих болезней, их же подъя за православную веру и за все христианство»336.

Как оценивали современники победу на Куликовом поле, какое зна­чение они ей придавали? Всё историческое значение этой битвы по достоинству оценят потомки. А как современники? Как оценивали это событие возвращавшиеся усталые, израненные бойцы, родственники, оплакивающие смерть родных и близких, князья и бояре, думающие как жить дальше? Добилась ли Русь желаемого освобождения? Вот па эти вопросы ответить труднее. Боль, утрата заслоняют собой любое, каким бы оно ни было великим, событие. Великое видится только из­далека.

Победив Мамая, Дмитрий не победил Орду. Силы, затраченные для достижения этой цели, во много раз превосходили возможности Руси для окончательного решения ордынского вопроса. Это был своеобраз­ный надрыв сил, возможностей. Тохтамыш, завоевав власть в Золотой Орде, сумел решить проблему 60-70-х годов: объединить воедино все улусы Орды и набрать военные силы, во многом превышающие воз­можности Руси. Причём Тохтамыш очень хитро пояснил русским князьям свой захват власти тем, что он покарал и своего врага, и их врага.


И если и не оправдывал разгром Мамая Русью, но в то же время не осуждал, желая видеть в нём общего врага. А вот теперь, когда этот враг убит, в Золотой Орде воцарился единый хан, то он и требует вос­становления нарушенных Мамаем отношений между Ордой и русски­ми княжествами, существовавших до «великой замятии», предполагав­ших вассальную зависимость русских князей от него - хана Тохтамы-ша - и внесение дани в размере той, что было при Джанибеке. Он По­сылает на Русь своих послов с требованием выражения покорности от всех русских княжеств. Как повести себя князьям в этой ситуации? «Князи же вси Русьтии посла его чествоваше добре и отпустиша его во Орду ко царю Тохтамышу съ честиго и з дары многыми»337, и при этом направляют в Орду свои посольства «со многыми дары» с целью овладеть ситуацией, узнать намерения нового хана, задобрить и успо-коич ь его. А сами собирают 1 ноября съезд, на котором решают воп­рос: как быть дальше? К сожалению, источники очень немы по отно­шению к этому событию, и мы можем только догадываться, как реша­лись поставленные жизнью вопросы. Видятся два альтернативных пути, которые рассматривались на съезде: 1. Дмитрий Иванович, вероятно, предполагал следовать избранным курсом, тем, что привёл русские княжества на Куликово поле. Но как ни беспредельны человеческие ресурсы Руси, по и они в результате этой битвы иссякли. И открытая конфронтация вела к гибели. Это понимали многие. 2. Можно было пойти по проторенному пути, пути Ивана Калиты: политика заигрыва­ния, задабривания хана, беспрекословное подчинение ему и тем са­мым получения для себя, своего княжества больших привилегий. Но не таков был его внук. Как согласиться с тем, что столько лет идти к победе, чтобы завтра её плоды превратить в прах! А Дмитрий настаи­вает перед русскими князьями на дальнейшей борьбе с Ордой. Смог ли он здесь получить полную поддержку, как раньше, всех князей? Думается, что нет. И дальнейшие события подтверждают, что в создав­шихся условиях многие князья предпочитали мир с Ордой, чем даль­нейшую эскалацию событий. Ах, как не хватало теперь мудрого мит­рополита Алексия, умевшего выводить Русь из более тяжёлых ситуа­ций. Но его нет, митрополичий престол пуст, и думается, что ещё одно из решений этого съезда заключалось в том, чтобы помириться с мит­рополитом Киприаном Московскому князю, послать в Киев за ним, чтобы, соединив усилия духовной и светской власти, найти выход из создавшейся ситуации. Я думаю, что события ноября 1380 года имели не меньшее значение, чем сама Куликовская битва. Предстояло еде лать правильный выбор, во многом определяющий дальнейшую судь­бу Руси, России. И Дмитрий делает свой выбор. Он настаивает на даль­нейшей борьбе с Ордой, тем самым волей-неволей лишаясь поддерж­ки многих князей и предопределяя дальнейший ход событий.

В ЛЕТО 6889 (1381 г.). В Москву прибывает митрополит Киприан. Долго пустовал митрополичий престол в столице русской православ­ной митрополии, долго противился Дмитрий назначению Киприана Не лежала душа к нему и причин на то было очень много: и то, что был в своё время ставленником Ольгерда, а значит, и его противником; и то, что поставлен в митрополиты вопреки его, Дмитрия, воле, и то, что в борьбе за митрополичий престол потерял своего любимца Митяя, и многое другое. Но церковь не могла долго оставаться без лидера. И нужно было выбирать. О признании самозванца Пимена не могло быть и речи, и мы видим, что как только тот появился из Константинополя на Русской земле, по приказу Великого князя был арестован и сослан в заточение в Чухлому. В Константинополе находился и епископ Суздаль­ский Дионисий, тоже вопреки воле князя ищущий поста митрополита. В этих условиях единственным оставался Киприан. Опытный политик, тщеславный в своих притязаниях, он больше всех соответствовал роли вожака православной веры, тем более, что в среде иерархов русской церкви было много сторонников Киприана и прежде всего - преподоб­ный Сергий Радонежский. И первое событие, зафиксированное лето­писями, — крестины сына Владимира Андреевича Ивана митрополи­том Киприаном и Сергием Радонежским338. По-видимому, между Дмит­рием Ивановичем и Киприаном сохранялась политика «мирного сосу­ществования». Московский князь терпел митрополита как необходи­мость, относясь к нему без такой же благосклонности, как к Алексию. Примечательно, что когда у Дмитрия на следующий год родился сын Андрей, то крестил его не глава церкви, а духовный наставник Фёдор, игумен Симоновского монастыря.

А тем временем «Царь Тахтамышь приела посла своего къ велико­му князю Дмитрию Ивановичю и ко всем княземъ Русскимъ, царевича некоего Акъхозю, а съ нимъ семъсотъ Татариновъ»339 с требованием явки русских князей в Орду, изъявления своей покорности с восста­новлением власти Золотой Орды. Летописи не описывают действия Дмитрия Ивановича в ответ на это. Но можно догадаться, что послов ждал далеко не дружелюбный приём. Татары не дерзнули идти в Мос­кву, а, дойдя до Нижнего Новгорода, повернули обратно. Вызов Тохта-мышу был брошен.

В ЛЕТО 6890 (1382 г.). Тохтамыш на третий год своего правления стал спешно готовиться к походу на Русь. «Съ яростию собра воя мно-гы»340. Он предпринимает одновременно все усилия для того, чтобы замаскировать свои действия, сделать их тайною для Руси. Первона­чально посылает о оряды на Волгу в города Булгары и Казань с тем, чтобы истребить всех русских купцов, так как, помимо своего непос­редственного занятия, они являлись и разведчиками Руси и могли со­общить о готовящемся походе. А затем «поиде на великого князя Дмит­рия Ивановича къ Москве изгономъ»341, причём всё делалось скрытно, с большими предосторожностями, «да не услышанъ будеть на Русской земли походь его»'42.

Услышав о начале наступления, нижегородский князь Дмитрий Кон-с тантинович (тесть Дмитрия Ивановича) поспешил выразить свою при­знательность Тохтамышу с целью уберечь своё, и так потрёпанное, княжество от полного разорения. Он посылает своих сыновей Василия и Семёна как заложников союза нижегородского княжества и Золотой Орды. Братья еле смогли настигнуть войско Тохтамыша, так стремите­лен был его поход. На границе Рязанского княжества войско Золотой Орды встретил князь Рязанский Олег Иванович «и доби ему челомъ, дабы не воевалъ земли его и обведе его около своей земли»343. Понять Олега Ивановича можно. Стремительное наступление войск Тохтамы­ша грозило стереть с лица земли Рязанское княжество. Сил оборонять­ся самостоятельно у него не было, ждать помощи от Дмитрия Ивано­вича нереально, да и вряд ли она, даже при большом желании, могла подоспеть. Поэтому оставалось только одно - идти на поклон к хану и попытаться, указав на обходной путь, избежать разорения Рязанского княжества. Конечно, московским летописцем движет чувство горечи за разорённый город, досада и обида, когда он, описывая эти действия Олега, обвиняет его во всех смертных грехах. Олег, но его мнению, «помощникъ на победу Руси, и поспешникъ на пакость кристиаиомъ»344 Спросим каждый себя, как бы он поступил в данной ситуации?

Поздно пришла весть о нашествии Тохтамыша в Москву. Несмотря на то, что хан позаботился истребить всех способных донести князю, нашлись «Нецыи доброхоть», которые всё же предупредили князя. Тот­час «начя думати таковую думу и размысли з братомъ своими и съ про чими князи и з бояры своими»345. Кто были «прочий князи», мы не зна­ем, важно, что и на этом совещании возникли и обострились противо­речия между великим князем и его оппонентами. Не исключено, чю к таковым относится и Владимир Андреевич, его верный соратник, так как впервые мы видим, что затем князья действуют врозь. Дмитрий Иванович предлагал собирать воинов и выступить против врагов. «Быв-шу же промежу ими несдиначеству и иеимоверьству и то познавъ и уразуме князь великий Дмитрей Ивановичь, во князехъ и въ боярсхь своихъ и во всехъ воиньствахъ своихъ разньство и распрю»346. Для ве­ликого князя это был Поистине удар в спину.

Дальнейшие действия Дмитрия мало объяснимы. Он мог со своей дружиной отсидеться за московскими каменными стенами, благо что пример такой уже был, а затем заключить, возможно, выгодный для Москвы мир. Но он оставляет город и едет сначала в Переяславль, затем в Ростов, а оттуда в Кострому. Бросает город, по существу, на произвол судьбы, оставляя в нём свою княгиню Евдокию, детей. Трусость, минут­ная слабость - вроде на него это не похоже. Желание собрать в Заволжье войско и изгнать Тохтамыша - маловероятно осуществимо, потому что пока он добрался бы до Костромы, пока начал собирать войско, ушло много времени, Москва была взята, враг отступил. Так как же охаракте­ризовать этот поступок князя? Пусть это лучше останется нераскрытой тайной.

Без князя в городе вспыхивает мятеж. Взбунтовавшиеся горожане не желали выпускать митрополита Киприана и княжескую семью и только после больших уговоров им удалось выбраться из города. Сре­ди москвичей царило смятение. Иные хотели защищать город, другие помышляли бежать по примеру князя. Собравшееся вече постановило не выпускать никого из города, а «мятежниковъ же и крамольниковъ, иже хотяху изыти из града, не токмо не пущаху ихъ, но и грабяху!»347. Ситуацию несколько исправил литовский князь Остей, внук Ольгерда. Оказавшись в Москве, он сумел навести порядок и приготовил город к обороне. За московскими стенами оказалось очень много людей: как москвичей, жителей близлежащих сёл, так и купцов, бояр «и всякъ воз- растъ мужьска полу и женьскаго со младенцы»348.

23 августа Тохтамыш подступил к Москве. Встав лагерем на значи- тельном расстоянии от города, он послал к городу выяснить, здесь ли князь Дмитрий. Вот уже здесь проявляется первое желание хана нака-зать зарвавшегося вассала. С крепостных стен отвечали, что князя нет в городе. Татары объехали вокруг города, примеряясь и высматривая . слабые стороны обороны. Москвичи предварительно (как и во време- на литовщины) уничтожили весь посад, чтобы врагу не досталось ни бревна, ни доски для устройства осадных машин. В то время как Остей с обороняющимися укреплял город, желая защититься от татар, в са­мом городе люди вели себя по-разному Некоторые молитвою, постом стремились защитить себя и город, а другие «недобрии человецы нача-ша обходити по дворомъ, и износящи ис погребовъ меды господскыа и -сосуды сребреныа и сткляницы драгиа, и упивахуся до великаго пья-г на»349. А где пьянство ам кончается порядок, появляется беспечность и пренебрежение к противнику. К чему это приводит - мы хорошо по­мним по битве на реке Пьяне. А москвичи этот урок забыли. «И паки възлазяще на градъ, пьяни суще, и шатахуся и ругающеся Татаромъ, образом ь безстыдным досажающе и некая словеса износяще, исполнь. укоризиы и хулы, плююще и укоряюще ихъ и срамныа своя уды обна-жающе, показоваху имъ на обе страны; и царя ихъ лающе и укаряюще, и возгри и слины смлюще, метаху на нихъ, глаголюще: «взимайте сиа и относите къ царю вашему и ко княземъ вашимъ»350. Это было страш­ное оскорбление, и простить его ордынцы не могли. Разозлённые, они скакали вокруг города, размахивая саблями, показывая, как будут ру­бить головы москвичам. К вечеру полки татар отошли от города к ра­дости защищающихся, которые решили, что противники испугались и отступились А наутро к городу подошло всё войско Тохтамыша, пере- < группированное для штурма. Про трезвевшие москвичи «наипаче стре­лы пущаху на нихъ, и камение метаху и самострелы и тюфяки»351. При­менение тюфякои - небольших пушек - впервые зафиксировано при обороне русских городов, в истории русского воинства. Отсутствие упоминания об огнестрельном оружии на Куликовом поле свидетель­ствует о его малой распространённости на Руси и применении пока только при обороне. Татары в ответ стали осыпать защитников города тысячами стрел. Среди ордынцев было много искусных стрелков: «го-разди велми, и овии отъ нихъ стояще стреляху, а друзии скоро рищуще семо и овамо, тако бо изучени бышя, и стреляше безъ прогреха; а инии на конехъ борзо велми гоняюще и на обе руце и паки напредъ и назадъ скорополучно стреляху безъ прогреха»352. После мощного обстрела та­тары приступили к штурму крепостных стен. При помощи лестниц они карабкались на Кремль, стараясь проникнуть в город. «Гражане же воду, въ котлехъ варяще, льяху на нихъ варъ и тако въбраняху имъ»353, суме­ли отбить первый штурм. Три дня продолжалась осада города. Моск­вичи, видя безысходность своего положения, храбро защищались. Как только ордынцы начинали штурм, на них летели стрелы, сбрасывались камни, лился кипяток. Суконник Адам Москвитии, находясь на воро­тах, из самострела убил сына ордынскою князя «яко и самому царю тужити о томъ»354.

Видя, что в открытую город не взять, Тохтамыш пошёл на военную хитрость. Вызвав Остея из города для мирных переговоров, он веро­ломно схватил его и убил перед городскими воротами. И снова трое суток шла осада города, и снова безрезультатно. Тогда по приказу хана привели к крепостным стенам двух князей Суздальских, сыновей Дмит -рия Константиновича, Василия и Семёна. Они должны были стать га­рантами «добрых» намерений Тохтамыша. Татарские послы заверяли горожан, что хан пришёл наказать своего непокорного вассала Дмит­рия, а на самих москвичей у него обиды нет, если горожане встретят Тохтамыша с дарами и честью, он дарует им мир и любовь. Суздальс­кие князья также уговаривали москвичей: «...имите намъ веру, мы бо ваши есмя князи крестианьстии, вам тоже глаюлемъ и правду даем на томъ, яко не блюстися ничего отъ царя и отъ Татаръ его»"5. Последний аргумент подействовал более всего. Перед Василием и Семёном стоял выбор. Находясь в заложниках у хана, они могли либо принять муче­ническую смерть, либо, во всём слушаясь татар, пойти на предатель­ство и помочь ордынцам завоевать город. Они выбрали второе и вошли в историю как пособники жесточайшего разорения Москвы. «И отво-риша врата градная и выидоша со кресты и со князем своимъ, и з дары многыми ко царю!»356. Этою только и надо было ордынцам. Ворвав­шись в город, татары устроили страшную резню. Способные оборо­няться приняли смерть в последнем кровавом бою. «Людие же христи-аньстии, сущие во граде, бегающе по улицам семо и овамо, скоро рыщуще толпами, вопиюще велми, глаголюще и бьюще въ перси своя; несть, где избавления обрести и несть где смерть убежати»357. После­днюю защиту москвичи пытались найти в церквях, уповая не столько на небесную силу, сколько на крепость церковных дверей. Но и это не помогло. Татары разбили двери, ворвались внутрь и уничтожили всех скрывающихся в церкви. Затем начался грабёж и разорение церковных сокровищниц. Обрывались оклады со святых икон, выламывались дра­гоценные камни; всё оставшееся предавалось огню и разрушению. Сгорела главная сокровищница - книгохранилище, «и книгь множество снесено со всего града и съ селъ въ соборныхъ церквахъ многое множе­ство наметано, сохранения ради спроважено, то все безвестно сотвори-ша»358. Казна великого князя, бояр, товары купцов - всё было разграб­лено и уничтожено. Совершилось ото 26 августа 1382 года. «Бяше бо дотоле видети градъ Москва великъ и чюденъ, и много людей в немъ, кипяше богатствомъ и славою, превзыде же вся грады въ Русстей зем­ли честию многою, въ немъ бо князи и святителие живяста; въ се же время изменися доброта его, и отъиде слава его, и всея чести во еди-номъ часе изменися»359. К сказанному трудно что добавить. Вот так меняется политический барометр. Ещё вчера Москва крепла и подни­малась, объединяла русские княжества на великий бой, то ныне - па­дение, разруха и разорение, и неизвестно, что ожидает дальше.

Вспомнилось Батыево нашествие. После захвата главного города Северо-Восточной Руси татарские отряды растеклись по всем городам. Были захвачены Владимир, Можайск, Звенигород, Переяславль, жите­ли которого на лодках спаслись в центре озера, ГОрьев «и инии мнози гради и власти и села»'60. Избежало погрома Тверское княжество. Ми­хаил Ллександрович, узнав о взятии Москвы, послал к Тохтамышу своё посольство «с честию и з дары многимы», раболепствуя перед ханом, заявляя о полной своей покорности. Тохтамыш наделил Тверского кня­зя ярлыком на княжение и отпустил его послов с миром. Совершенно по-другому повёл себя Владимир Андреевич. Собирая войско около города Волоколамска, он нанёс сокрушительное поражение одному из ордынских отрядов. Тохтамыш решил не ждать, когда соберёт войска Дми грий Иванович в Костроме и соединится с силами Владимира Ан­дреевича. Он покидает разорённую Москву и возвращается в Орду. По дороге разоряет Коломну, а затем «повоева и взя землю Рязаньскую»361. Объяснение действий против Олега Рязанского может быть только одно.


Тохтамыш, зная способность князя служить и вашим и нашим, решил проучить его, окончательно покорить Орде. Этой же цели следовало и посольство, которое Тохтамыш отправил в Нижний Новгород, идя из Рязани. Возглавлял посольство шурин хана Шиахмат, с ним же был отправлен один из сыновей Дмитрия Константиновича Семён. Друго­го князя, Василия, Тохтамыш оставил у себя заложником, гарантом верности Нижегородского княжества.

Урон, нанесённый Тохтамышевым нашествием для Северо-Восточ­ной Руси, не поддаётся исчислению. И дело не столько в сожженных городах и селах, истреблённых людях, ушедших в полон, сколько в разрушении той политической системы, складывавшейся в русских княжествах десятилетиями, в уничтожении антиордынского блока, со­здаваемого Москвой. В конце концов это можно расценить и как кру­шение жизненных планов Дмитрия Ивановича, всего того, к чему он так долго стремился. Две полярные точки: Куликово поле и Тохтамы-шево нашествие. Между ними всего два года, но какая пропасть обра­зована 1382 годом между тем, какого величия достигла Русь, и тем па­дением, что она пережила! Но жизнь продолжается. Вновь встала за­дача перед русскими княжествами, русскими людьми: выжить, под­няться на ноги, возродиться из пепла. Сколько же таких взлетов и па­дений пережила Русь за всю свою историю, сколько же испытаний выпало на долю моего народа!!!

Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич возвратились в Москву, каждый в свою вотчину. Страшная картина открылась перед ними. Го­род был разрушен и сожжен, кучи трупов покрывали вчерашние улицы и переулки. Первым делом предстояло предать земле всех убитых. Лето-писи отмечают, что Дмитрий приказал хоронить погибших, выдавая по рублю за 80 человек погребённых. И израсходовал всего 300 рублей. «Полону же толико выведено бысть во Орду многое множество, яко и счести невозможно есть»362.

Через несколько дней после возвращения в Москву Дмитрий Ива­нович посылает свою дружину на землю Рязанскую, на Олега Ивано­вича. Оплата за предательство, месть за то, что не поддержал Великого князя, не предупредил. И хотя само Рязанское княжество всё лежало в развалинах и пепелище от Тохтамышевой «благодарности», московс­кое войско жестоко разорило всю рязанщину «злее ему стало и Татарь-ской рати»363. Чего добился Дмитрий? По существу, это был выплеск эмоций, злобы, отчаяния. Разорение уже разорённой Рязанской земли мало что изменило в сложившейся ситуации. Олег, и раньше-то не от­личавшийся союзническим долгом, сейчас находился в полной зави­симости от Орды, а не Москвы.

В Твери завязывался новый сложный событийный клубок. Мы по­мним, что митрополит Киприан бежал из осаждённой Москвы именно в Тверь, к Михаилу Александровичу, а не в Кострому, к Дмитрию, как бежавшая вместе с ним княгиня Евдокия. Получив ярлык на княжение Тверское, очевидно, по сговору с Киприаном, Михаил Тверской решил, что пробил его час. Тайком от Москвы, окольными путями вместе с сыном Александром Михаил Александрович пошёл в Орду к Тохта-мышу, добиваясь ярлыка на великое княжение Владимирское и Новго­родское. Это стало известно Дмитрию Ивановичу. Вне себя от гнева на митрополита, благословившего Тверского князя на поездку в Орду, московский князь снаряжает посольство к нему в Тверь, которое воз­главляют два его боярина - Семён Тимофеевич и Михаил Морозов, «зовя его къ себе па Москву»364. 7 октября митрополит прибыл в Мос­кву. Можно только догадываться о споре, разгоревшемся между ними. Конечно, главным упрёком Дмитрия было не то, что «не седелъ въ оса­де на Москве»365, этот упрёк с таким же успехом мог быть применён и к нему самому, а го, что бежал к заклятому врагу московского князя Михаилу Александровичу. Главное, что, очевидно, припомнив все оби­ды, причиненные ему Дмитрием, Киприан поддержал в самую крити­ческую минуту не его, Дмитрия, а тверского князя. Ведь без благосло­вения главы церкви Михаил Александрович вряд ли решился искать великое княжение Владимирское, и не исключено, что Киприан был инициатором этого мероприятия. «Toe же осени съеха Киприянъ мит-рополитъ с Москвы на Кыевъ, разгнева бо ся на него великыи князь Дмитреи»366. Никоновская летопись добавляет, что «съ нимъ вкупе по-иде игуменъ Афонасей изъ Серпухова княжс Володимеровъ Андрееви-чя»367 Вот за этими строчками видится ещё одна деталь в цепи доказа­тельств, что братья оказались в конфликте друг с другом. Разгореться этому конфликту помешало прибытие посла от хана Тохтамыша «о миру и с жалованием oi царя»'68. Очевидно, Тохтамыш вручил ярлык на кня­жение, признавая за Дмитрием Ивановичем титул великого князя Вла­димирского со всеми вытекающими отсюда последствиями. Воспря­нув духом, Дмитрий Иванович на митрополичий престол вместо Киприана назначил Пимена, предварительно вызволив его из далёкой ссыл­ки. Пимен с благодарностью принимает приглашение великого князя и уже зимой первым своим мероприятием производит назначение новых епископов: Саву в Сарай, Михаила в Смоленск, Степана Храпа в Пермь369, скорее всего, взамен верных Киприану людей. Всё начинает­ся снова: борьба за единую русскую православную митрополию при главенстве Москвы, борьба за лидерство среди русских княжеств.

В ЛЕТО 6891 (1383 г.). 23 апреля 1383 года посылает Дмитрий Ива­нович своего старшего сына Василия в Орду к Тохтамышу «тягатися о великом княжении Володимерьскомъ и Новогородцкомъ съ великим князем Михаилом'ь Александровичемъ Тферскимъ»170. Сам тверской князь находится в ото время в Орде. Стремился ли московский князь «подстраховать» вручение ему ярлыка, чтобы хан не передумал в пользу тверского князя, либо это было условием Тохтамыша: направить к нему сына, как заложника покорности. Скорее всего, и то, и другое. Мы ви­дим, что этим же летом находившийся в Орде Борис Константинович вызывает своего сына Ивана, а Дмитрий Константинович посылает в ставку сына Семёна371 (Василий в это время находится при хане). Всё это не случайно. Через заложников хан добивался поддержания уста­новившейся системы господства Золоюй Орды над русскими князья­ми и их княжествами.

5 июля умирает Дмитрий Константинович Суздальский, тесть ве­ликого князя Владимирского Дмитрия Ивановича, и Тохтамыш вруча­ет великое княжение Суздальское и Нижегородское его брату Борису Константиновичу, а не сыну умершего Семёну, как хотел этого князь. Наконец-то Борис дождался своего. Пройдя через горнило княжеских ссор и разногласий, захватывая у старшего брата Новгород и терпя по­ражение, довольствуясь ролью удельного городецкого князя, он всё же стал великим князем Суздальским, Нижегородским и Городецким. И таким правом наделил его Тохтамыш, получив верного слугу и союз­ника. А вот тверской князь не добился желаемого. Он ещё раз был по­жалован тверским княжением, а ярлык на Владимирское княжество Гохтамыш оставил за Дмитрием Ивановичем, комментируя своё дей­ствие: «...азъ улусы своя самъ знаю и кийждо князь Русский на моемъ улусе, а на своемъ отечестве живетъ по старине, а мне служить прав­дою, и язъ его жалую; а что неправда предо мною улусника моего князя Дмитреа Московскаго, и азъ его поустрашилъ, и онъ мне служить правдою и язъ его жалую по старине во отчине его; а ты поиде въ свою отчину во Тферь и служи мне правдою, и язъ тебе жалую»372. Хан при­знавал Московское и Владимирское княжество вотчиной Дмитрия, а того - своим улусником, поставленным старшим над всеми русскими князьями. В Орде оставались сын Дмитрия Ивановича Василий, про­ведший там три года373, и сын Тверского князя Александр, которые чуть не оказались втянутыми в заговор против Тохтамыша, «смущаше убо ихъ некий царь Ординский, обещевая комуждо дати великое княже­ние, яко «и царя глаголаше, на сие приведу»374. Что из этого получи­лось, источники молчат.

А тем временем Дмитрий Иванович берётся вновь за решение про­блем русской митрополии. Вновь два утверждённых, правда, в разное время п Копстантинополс митрополита, в результате этого иерархи рус­ской церкви также разбиты на два лагеря: союзники Киприана и Пиме­на. Чтобы покончить с подобной неопределённостью, в Константино­поль к патриарху Нилу посылается посольство во главе с архиеписко­пом Дионисием, самой влиятельной фигурой русской церкви в это вре­мя. Вместе с ним Дмитрий Иванович посылает своего духовника игу-мена Фёдора, племянника Сергия Радонежского, в котором он видел, возможно, преемника Митяя. Целью данного посольства было опреде­литься об «управлении митрополии Русскиа»375 Снова проблемы рус­ской митрополии выносятся на патриарший суд.

В ЛЕТО 6892 (1384 г.). По-своему трактовал Дионисий решение

вопросов, стоящих перед русской митрополией. В Константинополе перед патриархом Нилом он выхлопотал себе звание митрополита Руси. И таким образом их стало три: один в Москве - Пимен, другой в Киеве - Киприан, третий в Константинополе - Дионисий. На что рассчиты­вал последний? На поддержку патриарха, но ведь он прекрасно пони­мал и зыбкость положения самого Нила. Продолжающее наступление турок сокращало размеры константинопольской патриархии, и суще-ственной помощью были только денежные вливания Руси. А здесь без воли Великого князя не обойтись. Будет ли благосклонен Дмитрий к Дионисию? Навряд ли. Ещё свежи примеры заточения самозванца Пи­мена, расправы с Киприаном. Не получив санкции на посвящение в митрополит ы от Московского князя, едва ли можно было ожидать радушного приёма в Москве. И Дионисий, получив сан митрополита, сначала едет в Киев, вероятно, с тем, чтобы низложить Киприана, ут­вердиться в матери городов русских. Но здесь встречает враждебное отношение со стороны Владимира Ольгердовича Киевского и Киприа-на. «Почто пошелъ еси въ Царьградъ къ патриарху ставитися въ митро­политы безъ нашего совета? Се бо на Киева есть митрополить Кипри-анъ и той есть всей Руси митрополить; пребуди убо зде седя въ Кие­ве»376. Дионосий, как в своё время и Алексий, оказался в заточении «до смерти своей». А шумен Симоновского монастыря Фёдор в это же лето прибыл в Москву архимандритом и «лишьшую честь поручи ему на Руси паче инех архимандритъ»377. Щедро раздавал звания патриарх Нил, очевидно, были вескими аргументы в виде серебра и злата. Как бы то ни было, но после эгого племянник Сергия Радонежского становится одним из главных сановников русской церкви. А осенью этого года уже из Константинополя прибывают на Москву два греческих митро­полита - Матфей и Никандр, наверное, для изучения на месте положе­ния дел русской митрополии, и привозят вызов Пимену явиться к пат­риарху Нилу.

Заработал в полную силу механизм зависимости русских княжеств от Золотой Орды. Осенью этого года во Владимир прибыл «посолъ лють именемъ Адашъ Тахтамышь»"78. В чём состояла лютость посла, дога-даться несложно. Речь шла о выплате дани в больших размерах, в про­тивном случае Адаш (Адам в некоторых источниках) грозил всякими карами. А Дмитрий Иванович, как великий князь Владимирский, отве­чал за сбор этой дани, обязан был представить ее в Орду в полном объёме, «бысть дань велиа по всему княжению Московскому, з дерев- ни по полтине; тогда же и златом даваше въ Орду»379. Для разорённой Руси выплата подобной дани представляла большую сложность. С этой целью Дмитрий Иванович «посла бояръ своихъ къ великому Новуго-роду, Феодора Свибла, Ивана Уду, Александра Белеута, чернаго бору брати; и даша Новогородцы черной боръ»380. Это вызвало большие вол­нения и возмущения в Новгороде, вылившиеся затем в открытое не­подчинение московскому князю.

В ЛЕТО 6893 (1385 г.). Зимой в Новгороде созывается вече «по ста­рому обычаю Новогородцкому». Жители Великого Новгорода, обеспокоенные выплатой дани Москве в пользу Орды, отказались подчинять­ся воле московского князя. Крестным целованием посадник Феодор Тимофеевич и тысяцкий Богдан Аввакумович клялись перед вечем не подчиняться митрополичьему суду, «но судити ихъ владыце Нового-родцкому Алексею, или хто по немъ иный владыка будеть въ Новего-роде; судити же ихъ по закону Гречьскому и въ правде и въ вине быти у нихъ по вере, по евангелию закона Гречьского»381. Сами посадник и тысяцкий обещали проводить свои суды согласно русскому обычаю при крестном целовании, при наличии двух свидетелей с каждой из спорящих сторон. Решение данного вече фактически ставило Новго­род вне зависимости от Москвы, от великого князя Владимирского и делало шаг к дальнейшей конфронтации с Дмитрием Ивановичем. Ответные санкции не замедлили сказаться уже на следующий год.

А сейчас всё внимание Москвы вновь обращено к Рязани. Олег Ива­нович «изгоном» захватывает Коломну, важнейший стратегический пункт на южных рубежах московского княжества, разграбил город и увёл с собой большой «полон». В ответ на это Дмитрий Иванович по­сылает Владимира Андреевича с большой ратыо на Рязанскую землю. Трудно сказать, чем закончилась битва между ними, известно только, что с московской стороны было убито много бояр московских, переяс­лавских, новгородских и воевода великого князя Михаил Андреевич Полоцкий. Военное противостояние зашло в тупик. Взаимные набеги и разорения не приводили к одному какому-то результату. Нужен был иной выход из конфликта. И Дмитрий Иванович находит его.

В сентябре Великий князь идёт в Радонеж к преподобному игумену Сергию проешь его о пособничестве в восстановлении мира с князем Олегом. Почему Дмитрий обращается именно к Сергию? Митрополи­та Пимена в это время не было на Руси. Он 9 мая отбыл в Константино­поль по вызову патриарха Нила. Да и авторитетом таким, как игумен Сергий, он не располагал. Странное дело. Находясь практически всю свою жизнь в глуши Радонежа, Сергий своим неустанным трудом во имя Бога, подвижничеством, страстным желанием изменить монастыр­скую жизнь, введением общинножительства получил такую известность на Руси, что слава о нём распространилась во все уголки, достигла Константинополя и затмила митрополичью. Если Дмитрий Иванович собирал Русь силой оружия, то Сергий силой православной веры, це­мент ирующей все княжества Руси Великой.


Нелегко далась миссия Сергия в Рязань к Олегу Ивановичу, впро­чем, предоставим слово летописцу. «Преже бо того мнози ездиша къ нему (Олегу. - В.Е.), и ничтоже успеша и не возмогоша утолити его, преподобный же игумен Сергий, старецъ чюдный, тихими и кроткыми словесы и речми и благоуветливыми глаголы, благодатию данною ему от Святаго Духа, много беседовалъ съ ним о ползе души, и о мире, и о любви; князь велики же Олег преложи сверепьство свое на кротость, и утишися, и укротися, и умилися велми душею, устыдебося толь свята мужа, и взялъ съ великимъ княземъ Дмитриемъ Ивановичемъ вечный миръ и любовь в родъ и родъ»382. Чего не смог достигнуть Дмитрий военной силой, достиг Сергий силой слова, христианской кротостью. Конечно, союз нужен был обоим князьям, неуступчивость друг другу, вражда могли привести к более тяжким последствиям. А через некото­рое время политический союз был подкреплён и брачным. Дмитрий Иванович отдал свою дочь Софию за сына Олега Ивановича Фёдора. Мир с Рязанью был восстановлен.

В ЛЕТО 6894 (1386 г.). «Того же лета князь великий Дмитрей Ива-новичъ держа нелюбие на Новъгородь про Кострому и про Волжанъ и поиде къ Новугороду ратью з братомъ своимъ изъ двоюродныхъ, со княземъ Володимеромъ Андреевичемь»383. Причиной похода московс ких ратей на Новгород, конечно, было не старое воспоминание о раэо ■ рении новгородскими ушкуйниками Костромы и Заволжья, а их от ме­жевание от общерусских проблем, разрыв договора с Москвой, нару­шение союзнических обязательств На правах великого князя Влади­мирского Дмитрий Иванович решил наказать непокорных. К этому походу его войска были подготовлены значительно лучше, чем к похо­ду на Рязань. Не дойдя тридцати километров до Новгорода, великий князь остановился в местечке Ямны. Новгородцы, собрав все свои во­енные силы, готовились к отражению соперника. Но увидев значитель­ное превосходство в военной силе, послали послов во главе с Иваном Аввакумовичем и Иваном Александровичем с челобитной о мире. Это предложение Дмитрий Иванович категорически отверг Следом отпра вилась вторая делегация новгородцев во главе с самим владыкой Алек­сеем. «Господине князь великий, азъ тебе благославляю, а Великий Новъгород челомъ быстъ, чтобы еси, господине, учинилъ миръ, а кро-вопролитья бы не было; а за винныа люди Великий Новъгородъ челомъ бысть тебе 8000 рублевъ»384. Но и это предложение Дмитрий не принял, тем более, что оно исходило от Алексея, замешанного в сепа­ратистских тенденциях. Возвращаясь ни с чем, Алексей послал гонцов в Новгород, чтобы жители готовились к осаде.

Новгородцы стали спешно возводить острог вокруг города. Князь Патрикий Нариманович выехал с дружиной навстречу врагу, но через некоторое время вернулся назад. А Дмитрий Иванович уже находился почти рядом с городом. В Новгороде начался' переполох; по благосло­вению владыки был зажжен посад, выгорели улицы, сгорели 6 дере­вянных церквей, 24 монастыря «и многъ бысть убытокъ Великому Но-вугороду»385.Между тем московские отряды грабили окрестности го­рода, сжигали села, захватывали купеческие товары, уводили людей в полон. Посадник Григорий Якунович вновь предложил владыке Алек­сею заступиться за город. Собрав большую депутацию из двух архи­мандритов, семи попов, пяти человек - депутатов от каждого конца города, Алексей, придя к великому князю, просил его о мире. Новго­родцы обязуются отыскать тех, кто устроил злодеяния в Костроме и на Волге и дают за них 8000 рублей и «черной боръ великому князю взяти с ни\ь». Из казны Святой Софии новгородцы заплатили 3000 рублей и 5000 рублей обещали собрать с Заволочской земли, так как их люди повинны в участии в грабительских походах на Волгу. На таких усло­виях Дмитрий Иванович согласился принять мир с Новгородом и, оче­видно, здесь же обговорил условия участия Новгорода в общерусской выплате дани и на будущее, кроме этого, «наместники своя и черно-борцы посла вь Новьгородъ Великий»386. Союз с Новгородом был вос­становлен, по надолго ли?

В соседней Литве в этот год происходят события, круто повернув­шие ход развития истории. Великий князь Ягайло Ольгердович женил­ся на дочери польского короля Казимира, Ядвиге, приняв предвари-Целью католическую веру, и за это получил Польское королевство. Этим самым было положено начало объединения великого княжества Ли-товского с Польским королевством в единое целое. По всей литовской земле насильно вводилась католическая вера, отказывающихся подвер­гали пыткам, предавали смерти. Если учесть, что большая часть жите­лей Литовского княжества была либо язычниками, либо православны­ми, то станет ясно, что это событие имело далеко идущие последствия.


В этом же году, воспользовавшись тем, что «князи Ординьстии межь собою заратишася»387, Василий, сын Дмитрия Ивановича, бежал из Тохтамышева плена. Но возвращаться на Русь пришлось окольным путём, «яко не возможно ему убежати прямо на Русь»388. С верными людьми он бежал в Подольскую землю к Волохскому воеводе Петру. Оттуда он попадает к Витовту Кестутьевичу. После убийства своего отца Витовт вынужден был бежать «въ немецкую землю». Будущий наследник Московского престола очень заинтересовал князя. Он ре­шил женить его на своей дочери, имея далеко идущие политические планы. Только после того, как Витовт получил согласие от Василия, он «отпусти его къ отцу на Москву».

В ЛЕТО 6895 (1387 г.). 19 января «приидс ко отцу своему великому князю Дмитрею Ивановичю на Москву сынъ его князь Василей изъ Литвы, а съ нимъ князи Лятцкиа, и панове, и Ляхове, и старейший бо­яре великого князя, ходившей противу его»389. Велика была радость в княжеской семье, ведь Дмитрий Иванович видел своего сына преем­ником и помощником в нелёгком княжеском труде.

События этого года мало затронули непосредственно московского князя, развивались в основном на окраинах русского мира. Наиболее ярким из них было так называемое Смоленское побоище. Смоленский князь Святослав Ивановича совместно с племянником Иваном Василь­евичем и сыновьями Глебом и Юрием «со многыми силами» поставил задачу захватить город Мстиславль, ранее принадлежавший ему, но захваченный Литвой. Напав на литовские владения, смоляне учинили настоящие зверства по отношению к захваченным людям. «Иных Ли-товьскыхъ мужей Смолняне изымавше, мучаху различными муками и убиваху; а иныхъ мужей и женъ и младенцовъ, во избахъ запирающе, зажигаху. А другихъ, стену рачведъ храмины оть высоты и до земли межь бревенъ рукы въкладываху, отъ угла до угла стисияху человеки; и пониже техъ другихъ повешевъ межи бревенъ руки въкладше, стисия­ху такоже отъ угла до угла, и тако висяху человецы, такоже темъ обра-зомъ и до верху по всемъ четыремь стенам сотворяху; и тако по мно-гымъ храминамъ сотвориша и зажигающе огнемъ во мнозе ярости. А младенцы на копие возстыкаху, а другыхъ, лысты процепивше, вешаху на жердехъ, аки полти, стремглавъ, нечеловечьне безъ милости мучаху»390. Трудно оставаться спокойным, читая о таких злодеяниях. Что движет людьми в эту минуту? Животный инстинкт? Но в животном мире нет таких зверств по отношению к своей жертве. Чувство мести за совершённые ранее литовцами злодеяния? Тогда зло рождает только злобу, и конца этому нет... Я привёл этот отрывок летописи полностью,-чтобы задуматься вот над чем. В преподавании истории часто сквозит перекос в сторону идеализации Руси, самих русских - наших предков. Мы часто говорим о зверствах нападавших на нашу страну: печенеги, половцы, татары, французы, фашисты и т.д., но часто забываем о нега­тивной стороне и наших предков. А в освещении истории должна быть справедливость. Все люди едины и в любви, и в радости, и в злобе... 11 дней штурмовали смоляне Мстиславль, а на другой день увидели при­ближающиеся к городу литовские полки. Свои войска привели князья Свидригайло Ольгердович, Корибуд Ольгердович, Семён Лугвень Оль-гердович, Витовт Кейстутьевич «со множествомъ, бесчисленными си­лами Литовскими»391. Разгорелся ожесточённый бой, в котором смоля­не потерпели сокрушительное поражение. Сам Святослав Иванович Смоленский был убит, убит и его племянник Иван Васильевич, сыно­вья Святослава Глеб и Юрий были взяты в плен. После этого литовцы осадили и сам город Смоленск, получили с него большой откуп «и взя-ша надъ Смолняны свою волю, елико восхотеша»392. Посадили на кня­жение своего ставленника Юрия Святославича, а Глеба, его брата, уве­ли в плен в Литву. Так бесславно закончилось для смолян Смоленское побоище. Но беда не приходит одна. На Смоленск и его волость напал мор, причём такой опустошительный, что из всего Смоленска осталось лишь 10 человек391.

Из хроник, так сказать, местного значения выделим несколько. Ми­хаил Александрович Тверской усиленно укреплял свой город и «ров копаша глубле человека»394. В Новгороде владыка Алексей доброволь­но покинул архиепископский престол «нездравие ради»395, находясь на нем неполных 30 лет и уйдя в монастырь, на покой. По новгородскому обычаю кандидатура архиепископа назначалась вечем и только после этого утверждалась митрополитом. Из трёх кандидатур «Ивана игуме­на Хутыньскаго, Афонасия игумена Рожественаго, Парфениа игумена Благовещеньскаго»396 предпочтение было отдано Ивану, но окончатель­ное решение вопроса отложили до приезда из Константинополя мит­рополита Пимена. Не успело отгреметь вече о избрании архиепископа, как вновь ударили в колокола у Святой Софии «Новогородцкиа посад­ники и тысяцкиа сотвориша межи собою усобную брань»397, дело дош­ло до открытою вооружённого конфликта и лишь через две недели, отняв посадничество у Иосифа Захаровича, передали его Василию Ивановичу. На том и установился мир. Но теперь после нового догово­ра с Москвой вопрос о назначении архиепископа и посадника должен был решать и утверждать митрополичий суд. И как только в сентябре Пимен прибыл в Москву, он сразу послал в Новгород послов с требова­нием явиться к нему новгородцам. 17 января в присутствии великого князя Дмитрия Ивановича, епископов Феогноста Рязанского, Михаила Смоленского, Саввы Саранского, Данила Звенигородского Иван был торжественно поставлен в архиепископы Новгородские.

Вновь Рязанскую землю постигло нашествие татарских отрядов, «повоевашаю, да и Любутескъ ловоеваша, а Олга князя мала не яша»398. А на Нижегородской земле события принимают драматический харак­тер. Борис Константинович Нижегородский послал в Орду к Тохтамы-шу своего сына Ивана, очевидно, чтобы закрепить за ним один из уде­лов. Этим же летом из Орды возвращается его племянник Василий Дмитриевич, которому Тохтамыш дал» Городецкий удел. Братья Васи­лий и Семён Дмитриевичи, желая, вероятно, получить полностью от­цовское наследие, собрав Суздальские и Городецкие войска и спросив у Дмитрия Ивановича военной помощи, двинули наНижний Новгород собранные военные силы. 8 дней они стояли у города, не в силах взять его, после этого был заключён мир дяди с племянниками. Летописец устами Бориса Константиновича изрёк: «...милые мои сыновцы, ныне азъ отъ васъ плачю, потом же и вы вьсплачеге отъ врагов своихъ»399. Уж князю Борису, как никому другому, доподлинно известно, как пере­менчива судьба, как больно она бьёт на крутых её поворотах.

В ЛЕТО 6896 (1388 г.). Противоречия, копившиеся в течение ряда лет между Дмитрием Ивановичем и Владимиром Андреевичем, про­рвались наружу. Трудно сказать определённо, что явилось причиной разногласий братьев, чуть ли не с пелёнок бывших друг с другом вме­сте. Очевидно, Владимира Андреевича стало тяготить второстепенное положение «при великом князе», хотелось нечто большего. И поводом явилось завещание Дмитрия Ивановича, по которому интересы Влади­мира Андреевича резко ограничились и великое княжение передавалось Василию, сыну Дмитрия, а не передавалось по старшинству Вла­димиру Андреевичу. «Розмирие» было столь велико, что «поимани быша бояре старейший княже Володимеровы Андреевичя и розведени вси розно по городомъ и седеша въ нятьи и въ крепости велице и изтомле-нии и бяху у всякого приставленны приставницы жестоци зело»400. Правда, через некоторое время братья помирились, но подобные конф­ликты добром не проходят, оставляя занозы на сердце. По всей види­мости, уже в это время Дмитрий Иванович тяжело болел. Несмотря на молодой ещё возраст, сказывались всё" же груз пережитого, государ­ственные заботы с юных лет, ежегодные военные походы и сражения, неудачи и особенно огромное нервное напряжение последнего десяти­летия - всё это подточило его здоровье.

В ЛЕТО 6897 (1389 г.). Ещё один кризис обрушился на Дмитрия Ивановича весной этого года. В третий раз митрополит Пимен собрал­ся идти в Константинополь. О целях его визита летописи не сообщают. Известно только, что «князь великий же Дмитрей Ивановичь понего-доваше на митрополита о семь, яко безъ его съвета поиде, бе бо и рас­пря некая промежь ихъ»401. Что послужило распрей, что вызвало него­дование Великого князя на митрополита, неизвестно. В результате это­го Дмитрий Иванович тяжело заболел. «Потомь разболеся и прискор-бенъ бысть добре, и паки легчае ему бысть, и возрадовашася великая княгини и сынове его радостию великою, и велможа его, и паки впаде въ болшую болезнь, и стенание приди в сердце его, яко и внутреннимъ его торгатися»402. Чувствуя приближение смерти, Дмитрий Иванович призвал к себе всю семью и сделал последние распоряжения — обра­щаясь поочерёдно к жене, сыновьям, он просил всех жить в мире и согласии. Мать оставалась главой дома, она должна направлять дей­ствия сыновей, поддерживать их, укреплять их веру. «Вы же, сынове мои, Бога бойтеся и родителя своя чтите, и миръ и любовь имейте межи собою»401. Одним из наказов сыновьям было чтить своих бояр: «люби­те и честь имъ достойную воздавайте противу делу коегождо, безъ ихъ думы ничтожс творите; приветливи будит е къ всем служащимъ вамъ»404 Бояре. по мнению Дмитрия Ивановича, — основа крепкой княжеской власти. И, обращаясь к ним, он призывает сохранить те обычаи и нра­вы, которые существовали во времена его правления, «съ вами великое княжение велми укрепихъ, и миръ и тишину княжению своему сътворихъ, и дръжаву отчины своея съблюдохъ. . вы же не нарекостеся у мене бояре, но князи земли моей»405. Он просит бояр служить верой и правдой и княгине Евдокии, и его сыновьям «во время радости повесе-литеся съ ними и во время скръби не оставите ихъ, да скорбь вашя на радость пременится»406. Дав наставление, Дмитрий Иванович осуще ствил раздел своего княжества между наследниками. Старшему, Васи лию, «въ руце его великое княжение, еже есть столъ отца своего и деда и прадеда со всеми пошлинами, далъ есми ему отчину свою, землю Русскую»407. Вот этот факт очень примечателен. Великое княжение Дмитрий передаёт как свою вотчину, которую собирали и он сам, и Иван Иванович, и Иван Данилович Калита. Даже намёка нет на право Орды распоряжаться этой землёй. Василий получает его на законном основании «по отчине и дедине». За ним закрепляется верховная власть и над своими братьями, и на всеми князьями, входящими в Московс кую конференцию. «А дети мои, молодшая братья княже Васильевы, чтите и слушайте брата своего старейшаго, князя Василья, въ мое мес­то своего отца; а сынъ мой князь Василей дръжит своего брата Юрья и свою братью молодшую въ братсьве безъ обиды»408. Каждый из брать­ев получал свой удел. Второй сын, Юрий, - Звенигород со всеми воло стями и бывшее Галичское княжество; третьему сыну, Андрею, - Мо­жайск с сёлами и Белоозёро со всеми волостями; четвертому, Пет ру, митров. «А отоиметь Богъ сына моего старейшаго Василья, а хто бу деть подъ темъ сынъ мой, ино тому сыну моему столъ Васильевъ, ве­ликое княжение»409 Вот этот пункт позднее станет камнем преткнове­ния после смерти Василия Дмитриевича и приведёт к затяжной 25-лет­ней кровопролитной войне между различными княжествами Нo разве мог думать об этом на смертном одре умирающий князь!

Большие земельные наделы выделялись княгине Евдокии, причём её владения имелись в каждом уделе её сыновей и в случае её смерти оставались затем сыном, во владении которого они находятся.

За братом своим, Владимиром Андреевичем, оставлялись лишь т оль ко те владения, «чемъ его благословилъ отецъ его князь Андрей Ивано вичь»410  Именно с этим пунктом завещания не согласен был Ссрпу ховский князь. Руководитель многих военных походов, организатор славных побед, герой Куликова поля, он низводился на уровень рядо­вого удельного князя, подчинённого своему племяннику. Это явилось причиной «розмирия» с Дмитрием Ивановичем, это же послужило причиной конфликт а сразу же после смерти Дмитрия с Василием Дмитри­евичем.

Особым пунктом завещание касалось взаимоотношений с Ордой. На  данном этапе признавалась зависимость от хана, но Дмитрий видел и перспективу: «А переменить Богъ Орду, дети мои не иму давати вы­хода в Орду, и которы сынъ возметь дань на своемъ уделе, тому и есть»4". Всю свою жизнь Дмитрий Иванович посвятил делу борьбы с Золотой Ордой. Постепенно, камень за камнем создавая фундамент этой борь­бы, подгонял и объединял русские княжества воедино. Светлым мигом победы, торжеством его идей была Куликовская битва. Но воздвигну­тое здание было непрочным, и оно разрушалось под ударами Тохтамы-шевых полчищ И Дмитрий Иванович снова принимался за этот кро­потливый труд, разгребая обломки, создавая новую основу будущего государства. Ею жизни на это не хватило. Но, уходя из жизни, он ве­рил, что его потомки довершат начатое им.

19 мая в два часа ночи «тело же его святое и честное на земли оста-ся, а святая его душа въ небесныя кровы вселися»412. Похоронен он был 20 мая в церкви Великого Архангела Михаила, усыпальнице мос-конских князей, при стечении громадного количества людей, князей, бояр, архиепископов и епископов. «О страшное чюдо, братие, и дива исполнено! о трепетное видение и ужасъ обдержаще! слыши, небо и внуши, земле. Како возпишу, или како возглаголю о преставлении сего великаго князя? Огъ горести душа языкъ связается, усга загражаются, гортань премолкла есть, смысл изменяется, зракъ опусневаеть, крепость изнемогаетъ; аще ли премолчю, нудить мя языкъ яснее рещи»413.


ПРИМЕЧАНИЯ

1        Татищев В.Н. История Российская. М.;Л., 1965, T.V. С.110

2        Полное собрание русских летописей (ПСРЛ) М., 1965. Т. XV Вып. 1 (стб 62).

3        Татищев В.Н. Указоч. С. 110.

4        Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV-XV вв (ДДГ).
М.Д., 1950. С.15-19.

5        Татищев В.Н. Указоч. С. 104.

6        Там же. С. 107.

7        Там же. С. 106.

8        Цит. по: Кучкин В.А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой. //
Куликовская битва. М., 1980. С.56.

9        ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1.С.69.

10Татищев В.Н. Указоч. С.110.

11Там же

12 Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М , 1950. С.272.

13 ПСРЛ. Т. XV. С.68

14 Татищев В.Н. Указоч. С.110.

15 ПСРЛ. Т. XV. С.68,

16 Татищев В.Н. Указ соч. С.110.

17  Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-восточной Руси
в X-XIV вв. М , 1984. С 219-225.

18  Татищев В.Н. Укач. соч. С. 110.

19  Черепнин Л.В. Образование русского иентраличовашюго государства в XIV-XV
вв. М., 1960 С.539-542.

20 Пресняков А.Е. Образование Великорусскою государства.   Пг., 1918. С.295.

21Там же. С.296.

22      Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1993, 1.1. С.318

23Татищев В.Н. Указ. соч. С. 111.

24Там же.

25Там же.

26ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 69).

27Татищев В.Н. Указ. соч. С. 112.

28Там же.

29Егоров В.Л. Золотая Орда перед Куликовской битвой. // Куликовская бита. М, 1980. С.184 191.

30 Татищев В.Н. Указ. соч. С. 112.

31Егоров В.Л. Указ соч. С. 185

32      ПСРЛ. Т. XV. Вып  1 (стб 71).

33      Татищев В.Н. Указ. соч. С 112.

34Егоров В.Л., Указ соч. С. 189.

35ПСРЛ. Т. XV. Вып 1(стб. 71).           

36      Там же.

37Там же.

Стр. 118

 

 

38Там же (стб. 73).                            

39 Там же.                                                            .

40 Татищев В.Н. Указоч. С 113.

41Там же.                                       

42ПСРЛ Т XV. Вып  1 (стб. 72)

43Там же (стб, 73).                         

44 Татищев В.Н. Указоч. С. 114.       

45Там же.

46 Слово о полку Игореве. // Памятники литературы Древней Руси. XII век. М, 1980. С.383.

47 Татищев В.Н. Указоч. С. 114.

48Там же.                                                

49Там же.

50 Там же.                                

51 ПСРЛ М„ 1965 Т. XI С.З.                                                      

52Татищев В.Н. Указ соч. С 114, 115.

53ПСРЛ. Т. XV. Вып  1 (стб. 73).

54 Татищев В.Н. Указ соч. С. 115.

55ПСРЛ. Т. XI. С.З.

56 Там же. С.4.

57 Там же.

58Тихомиров М.H. Средневековая Москва в XIV-XV вв. М., 1957. С.276.

59 ПCPJI. Т. XI С 4

60      Там же.

61Татищев В.Н. Указ соч. С. 115.

62 Там же.

63 Егоров В.Л. Указоч. С 191.

64 Татищев В.Н. Указоч. СПб.

65 ПСРЛ. Т. XI. С.5.

66Там же. С.6.

67Там же. С.4                                

68 Тихомиров М.Н., Указоч. C.I88.

69 ПСРЛ. Т. XI. С. 6.

70 Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1988. С.566-569.

71 ПСРЛ. Т. XV. Вып 1 (стб. 83).

72 ДДГ №4  С. 15

73  Понять родословную тверских князей поможет генеалогическая таблица у Н.М. Ка­рамзина. См.: Карамзин Н.М. История Государства Российского. Кн. IV, родословные таблицы, роспись XIII.

74ПСРЛ Т XV Вып  I (об 81)  

75 Там же (стб. 73).

76 Татищев В.Н. Указоч. С. 117.                                   

77Там же.                                                  

78 Там  же.         

79Там же                    


80ПСРЛ Т. XV. Вып 1 (стб. 84).

81Там же (стб. 84).

82      Там же

83      Кучкин В.А. Указ соч. С.73-75
84ДДГ. №5. С 19-21.

85 Кучкин В.А. Указ соч. С. 70-71.

86ДДГ №5 С 19.    

87 Там же. С.20.   

88 Там же.

89      Там же С.21.

90      Егоров В.Л. Указоч. С.191.

91ПСРЛ. T.XV. Вып. 1 (стб. 85).

92 ПСРЛ Т. XL C.9.

93      Новгородская первая леюпись старшего и младшего изводов (HПЛ). М ; Л , 1950.
С.370.

94Там же С 95.

95ПСРЛ. Т. XV. Выл  1 (стб. 88).

96ПСРЛ. Т. XI. С. 10.

97      ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 87).

98Татищев В.Н. Указоч. С. 11 9.

99      Там же

100Егоров В Л. Указоч С.191.

101ПСРЛ Т. XV Вып. 1 (стб 87).

102 Цит. по: Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви. М., 1993, T.I. C.320-321.

103 ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 87).

104 Там же (стб. 88).

105 Т ам же (стб. 89).

106 Там же.

107Там же.

108Там же (стб. 90).

109Татищев В.Н. Указоч. С. 120.
110ПСРЛ Т. XL С 12.
                      

111 Там же.

112 Там же.                          

113ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 91).  

114Пяшуто В.Т. «И вьскине земля  руская...»// История СССР. 1980. № 4 С.79.

115Татищев В.Н. Указоч. С. 121.

116 Там же

117ПСРЛ. Т. XI. С. 13

118Татищев В.Н. Указ.соч С 121.

118 Там же.

120     ПСРЛ Т. XV (стб 93).

121ПСРЛ. Т. XI. С. 14.

122     Там же.

123     Татищев В.Н. Указоч. С. 122.

120


124 Там же.

125Там же.

126 ПСРЛ. Т XV Вып. 1 (сгб. 95).

127 Там же, (стб. 96)

128Там же.       
129Там  же,

130 Татищев В.Н. Указоч. С. 123.

131ПСРЛ. Т XV Вып. 1 (стб. 98).

132Татищев В.Н. Указоч. С. 123.

133 ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 98).

134 Татищев В.Н. Указоч. С 123.

135 ПСРЛ. Т XV. Вып. 1 (стб. 98, 99).

136 Татищев В.Н. Указ соч. С. 124.

137Там же.

138Там же.

139 ПСРЛ   Г XV. Вып. 1 (стб. 101).       

140 Татищев В.Н. Указоч С. 125.           

141Там же.

142Там же.

143     ПСРЛ Т. XV. Вып. 1 (стб. 105).

144Там же.                                                           
145 Цит но: Kapташев А В Очерки но истории... С.320.

146Там же. С.321.

147ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 105).

148Там же (стб. 106)

149 Егоров В.Л. Золотая Орда перед Куликовской битвой. // Куликовская битва. М., 1980. С 201.

150 Татищев В.Н. Указоч. С. 126.

151 ПСРЛ. Т. XV Вып. 1 (стб. 107).

152 Татищев В.Н. Указоч. С 126.            

153ПСРЛ 1 XV Вып 1 (стб. 108).

154 Там же.

155Тихомиров М И. Средневековая Москва в X1V-XV вв. М, 1957. С. 170.

156 Там  же.

157 Вессловский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969 С.211-212

158 ПСРЛ. Т. XV Вып. 1 (cтб. 65).

159 Там же (стб. 108).         

160 Там же (стб. 109).                                   

161 Татищев В.Н. Указ соч. С. 127.          

162 ПСРЛ т. XV. Вып. 1 (стб. 109-110).

163Там же (стб. ПО).                

164Там же.

167Татищев В.Н. Указоч. С. 127.                          

168 Там же.


167ПСРЛ. Т. XV Вып. 1 (стб. 111-112).

168Там же, (стб 111).

169Татищев В.Н. Указоч. С 128.

170ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 112).

171ДДГ № 9. С.25-28.

172Там же. С.27.

173Там же. С.28.

174Татищев В.Н. Указоч. С. 129.

175Там же.

176 Там же.

177ПСРЛ. Т. XV Вып. 1 (стб. 113).

178Там же, (стб 114)

179 Там же.

180 Там же.  

 181 Татищев В.Н Указоч. С 129.    

182 Там же    183 ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 116).

          184 Там же.

          185 Там же.
186
Там же.

187 Там же С.117.

                                                     188 Там же.           

189Флоря Б.Н. Литва и Русь перед битной на Куликовом ноле. // Куликовская битва М., 1980. С.158.

190Поучение Владимира Мономаха. // Памятники литературы Древней Руси XI нач. XII вв. М., 1978 С.401.

191ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. И 8).

 192 Татищев В.Н. Указоч. С. 131.               

193 Там же.                                                        

194 ПСРЛ Т XV. Вып. 1 (стб. 120)           
195 Там же, (стб. 120 121).                                           

196Жигие Сергия Радонежского. // Памятники литературы Древней Руси XIV - сер.
XV века. М., 1981. С.393-395.  

197 ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 124).                                     

198 Там же. (стб. 125).

199 Там же 200Тамже C.126.

201 Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV-XV1 вв. Новосибирск, 1991 С 39.

202псрл т xv вып. 1 (стб 126)          

203 Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Федору. // Памятники ли­тературы Древней Руси XIV - сер. XVI вв М„ 1981. С.430.

204 Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. // Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978. С.201.

122


205 Начало русской литературы XI - нач XII вв. // Памятники литературы Древней Руси. М, 1978. С. 169.

206 ПСРЛ. Т. XV. Вып. 1 (стб. 127).

207Цит по: Карташев А.В. Очерки по истории... С.327.

208ПСРЛ. Т. XV Вып  1 (стб. 127).

209Там же, (стб. 128).

210Там же, (стб. 129).

211Там же.

212Там же, (стб. 128).

213Там же, (стб. 130).

214Там же.                     

215Карташев А.В. Указоч. С.329.

216ПСРЛ Т. XV. Вып. 1 (стб. 131).

217Там же.

218Там же.                                

219Цит  по. Kaрташев А.В. Очерки по истории. с.2331

220Татищев В.Н Указоч. С.136.

221Там же.                                

222ПСРЛ. Т XV. Вып. 1 (cт6. 134)

223Там же.

224Там же, (стб. 135).             

225 Т ам же.                                                                                    

226ПСРЛ т XI. С.43.

227 Летописная повесть о Куликовской битве //Памятники литературы Древней Руси. XIV -сер XV вв М, 1981  С. 114.

228Сказание о Мамаевом побоище // Памятники литературы Древней Руси. XIV-сер XV вв. М, 1981  С.136.

229 Флоря Б.Н. Литва и Русь перед би твой на Куликовом поле. // Куликовская битва. М.. 1980. С. 168.

230 Там же.

231 Там же. С. 167-170  

232НПЛ. С.375.

 

 

233 ПСРЛ. Т. XI. С.45

234 Там же.

235НПЛ. С.376.

236ПСРЛ Т XI. С.46

237 Т ам же.

238 Там же.              

239ПСРЛ. Т XI. С.47

240 Сказание о Мамаевом побоище С 134.

241Летописная повесть о Куликовской битве. С.114.

242Там же. С. 115.

243 ПСРЛ. Т. XI. С.49.

244 ПСРЛ. Т. XI. С.51.   

245Там же. С.52      


333 Там же       С 131                   

334 Татищев В Н.                       Указ соч С 149

335 Задонщина С. 108

336 Татищев В.Н.                       Указ. соч С 150

337 ПСРЛ          TXI С                  69

338 ПСРЛ           Т XXV                 С 206

339 ПСРЛ          TXI С                70

340 ПСРЛ          TXXV                 С 206

341 ПСРЛ          TXI С                72

342 ПСРЛ          Т XXV                 С 206

343 ПСРЛ            Т. XI                    

344 Там же                         

 

345 Там же                            

 

346  Там же                                         

347 ПСРЛ              T.XXV            С. 207

348 ПСРЛ              Т. XI С.73              

349 Там же          С. 74                    

350 Там же                         

 

351 Там же        С. 75                    

352 Там же                                        

353 Там же                         

 

354 Там же                                        

355 Там же            С. 76 

 

356 Там же                                        

357 Там же        С.11                     

358 Там же                                        

359 Там же        С. 78                    

360 ПСРЛ             Т. XXV             С. 210

361 ПСРЛ              T.XI С.80         

362 Там же        C.8I                      

363 Там же                                        

364 Там же                                        

365 ПСРЛ               Т. XXV           С.210

366 Там же                                        

367 ПСРЛ         T.XI С.81     

368 ПСРЛ              Т. XXV             С. 210

369 ПСРЛ     T.XI С.82

370 Там же                                        

371 Там же С. 84                          

372 Там же                           

 

373 Там же          С. 82  

 

374 Там же С. 84                          

375 Там же С. 83                          

376 Там же С. 85                          

377 ПСРЛ           T.XXV               С.211


378 Т ам же

379 ПСРЛ  I XI С 85

380 там же

 381 Там же

382 Там же С 87

383 Т ам же

384 Т ам же С 88

385Там же

386 Т ам же С 89

387        Там же

388Там же С 90

 389Тамже С 90, 91

 390  Там же С 91

391 Там же С 92

392Там же

393Там же С 93

394 Т ам же

395ПСРЛ   Т XXV С 214

396 ПСРЛ   Т XI С 93

 397Там же

398Там же

399Там же

400Там же С 94

401Т ам же С 95

402 Там же С113

403Там же

404Там же С 114

405 1Там же

406Там же

407 Т ам же

408 Там же C!h

409 Там же С 114   115

410 Там жеС 115

411 ДДГ  № 12 С 36

412ПСРЛ  Г XI С 116

413  Там же С 117 118


 246 Сказание о Мамаевом побоище. С. 142.     

247ПСРЛ. Т. XI. С.52                                                               

248Там же.                                                                             

249Сказание о Мамаевом побоище. С. 144.                       
250Тамже. С.146.                                                                 

251Там же. С. 147.                                             

252Там же. С. 146.                                    

253Там же. С. 147.        

254                                                                                          ПСРЛ. Т. XI С.53.

255                                                                                          Там же.      

256Сказание о Мамаевом побоище. С. 150.                      

257ПСРЛ. Т. XL C.54.                                                         

258Сказание о Мамаевом побоище. С. 152.                      

259ПСРЛ. Т XI С.56.

260Кирпичников АЛ I, считает, что был еще и пятый полк - сторожевой См.: Кир­пичников А.Н. Куликовская битва. Л,,  980 С.38-39.        

261ПСРЛ. Т. XI. C.54.                                  

262    Кирпичников А.Н. Куликовская битва. С.39-40.

263                                                                                          Летописная повесть... С. 116.     

264                                                                                                             ПСРЛ. Т. XI. С.54.         

265    Татищев В.Н. Т. V. С. 144; 5 сентября по «Сказаниям о Мамаевом побоище».
С.161

266 Татищев В.Н. I V С 144.

267ПСРЛ. Т. XI. С.56.                 

268Сказание о Мамаевом побоище. С. 162.                            
269ПСРЛ. Т. XI С 56                                      

270                                                                 Татищев В.Н. У V. С. 145.      

271                                                                 ПСРЛ. Т. XI. С.58.      

272Сказание о Мамаевом побоище. С. 164.                       

273    Татищев В.Н. Т. V. С. 146.

274    Бескровный Л.I'. Куликовская битва... // Куликовская битва. М   1980 С.237.

275                                                                                                                          Татищев В.Н. Т. V. С 145.
276 Бескровный Л.Г. Указоч. С 237.                               

277Татищев В.Н. Указоч. С. 145                                       

278Сказание о Мамаевом побоище. С. 175.       
279Бескровный Л.Г. Указоч. С.237.                            

280Татищев В.Н. Указоч. С 146.                              

281ПСРЛ. Т. XI. С.58.

282Бескровный Л.Г. Указоч. С 237.          

283Там же.                           

284ПСРЛ. Т. XI. С 59.            
285Татищев В.Н. Т. V. С. 144.                     

286ПСРЛ. Т. XXV. С.202.                                               

287Там же.                                                         

288Кирпичников А.Н. Указоч. С.64.               

124


289Там  же. С 65.                                                                 

290Бескровный Л.Г. Указ соч. С.224.       

291Татищев В.Н. Указоч. С 145.

292Там же.                                 

293Там же.

294ПСРЛ. Т. XI. С.58.                           

295Кирпичников А.Н., Указоч. С.107.

296ПСРЛ. Т. XI. С.58.                            

297Там же.

298Летописная повесть... С. 123.                                       

299Татищев В.Н. Указоч. С. 146.

300Задонщина // Памятники ли гературы Древней Руси XIV - сер. XV вв. М., 1981.

301ПСРЛ. Т. XI. С.59.

302Татищев В.Н. Указ.соч С 146.            

303Сказание о Мамаевом побоище. С. 172.

304Татищев В.Н. Указоч. С. 146.                 

305ПСРЛ. Т. XI. С.59. 306Там же. 307Там же. С 60 308Там же. 309  Там же

310Татищев В.Н. Указоч. С. 146 311ПСРЛ. Т. XI. С.60. 312Татищев В.Н. Указ. соч С 146. 313Т ам же. 314 Там же 315 Там же.

316Сказание о Мамаевом побоище С. 178. 317Там же.

318ПСРЛ   1. XI С 61 319Татищев В.Н. Указоч. С. 147. 320Там же. 321Там же. 322Там же. 323Там же. 324Гам же.

325Сказание о Мамаевом побоище. С. 184. 326Татищев В.Н. Указ соч С 149. 327ПСРЛ Т. XI. С.69 328ПСРЛ Л XXV. С.205.

329Флоря Б.Н. Указ соч. С.171-172.                                 

330Там же. С. 171.

331Татищев В.Н. Указ соч. С. 149.
332
Летописная повесть С.129.              

125

Используются технологии uCoz